Потерянные души
Шрифт:
— Да.
— Тогда повторяйте за мной: Я, имярек, отрекаюсь от власти богов, ввергнувших меня в заблуждение силой своей ложной веры…
…Отрекаюсь от колдовского рода, власти былых законов и обетов…
…Отказываюсь от дьявольских даров, позволяющих мне творить чудеса…
…от всего былого, в надежде и вере, что истинный бог очис-тит меня от скверни прежних прегрешений и допустит до сладости праведной жизни…
…Я делаю это добровольно, не понукаемый никем, никакой уг-розой, ища освобождения души, не спасения тела…
…Да будет солнце
…Ныне, присно и вовеки веков.
— …Ныне, присно и вовеки веков, — повторили кающиеся.
Им показалось, что какая-то неимоверная сила завладела их душами, подхватила, повлекла за со-бой, окутала, на мгновение ослепив и оглушив. Когда же зрение вер-нулось, они увидели, что над полем висит, медленно тая в лучах солнца, неясное серебристое сияние. В нем было скрыто что-то… Такое родное и дорогое, что на глазах людей выступили слезы. Сердце сжалось, ощутив боль страшной потери, скорбь нес-кончаемой разлуки… Поспешно опустив головы, они замерли, не поднимая глаз с земли, боясь взглянуть на родных, друзей, и увидеть в них как в зеркале отражение тех перемен, которые коснулись их самих.
Они молили судьбу лишь о том, чтобы все побыстрее закончи-лось, и им позволили уйти, спрятаться подальше от чужих глаз, забыться, ища в беспамятстве избавление от боли.
— Кто вы? — вновь раздался голос Пресвитера. В этот миг, в гнетущей тишине, он казался подобным путеводной нити, за которую все готовы были схватиться, веря, что она выведет из пустоты.
— Ослепшие сердца, Потерянные души, тени того, на что мы не в силах смотреть…
Пресвитер подал знак и вперед вышли служки. Быстро, не оста-навливаясь ни на миг, они снимали колдовские знаки с плеч коленопреклоненных людей, вырывая их вместе с клочьями одежды. За ними следовали монахи и проповедники, которые окуривали всех пахнувшим хвоей дымом и рисовали желтой краской на спинах, на груди солнечные круги.
Дождавшись, пока священнослужители закончат свое дело и вер-нутся назад, к помосту, Пресвитер заговорил вновь:
— Что было, то было, и пусть никто не вспоминает о том. С этого мига вы — новообращенные. Отречение позволило Богу заглянуть в ваши души, услышать ваше покаяние и принять вас в лоно своей церкви. В милости своей, бог налагает на вас благо-честивую епитимью. Пройдя все ее степени, вы станете нашими брать-ями и сестрами, и никто более не сможет разделить нас, ни в этой жизни, ни в загробном мире.
А теперь, — продолжал он. — Служители бога укажут вам места, избранные для вашего поселения, и те храмы, к священникам которых вам следует обратиться и которые будут следить за выполнением ва-ми епитимьи. Священники объяснят вам, какими правами вы наделены с нынешнего дня, какие обязанности на вас налагаются и какие ог-раничения остаются до тех пор, пока епитимья не будет выполнена. Да пребудет с вами бог.
Пресвитер медленно, опираясь на посох, сошел с помоста и, ок-руженный верховным духовенством, двинулся в сторону городских во-рот.
— Не слишком ли ты добр к ним, святейший? — бросив назад, на не решавшихся подняться с колен колдунов, спросил глава братства проповедников — высокий мрачный мужчина средних лет с колючими темно-серыми глазами и острым, похожим на клюв хищной птицы, но-сом.
— Они заслужили милосердие, Влад. Я несказанно рад, что они пришли и мне не придется начинать ужасную войну, в которой по-гибли бы тысячи ни в чем не повинных детей божьих.
— Ты полагаешь, что здесь все? — криво усмехнулся проповедник.
— О, я не столь наивен. Конечно, кто-то испугался, не веря в нашу милость. Но им ли быть угрозой для нас? Словно трусливые звери, они попрячутся в норы и затихнут, боясь каждого шороха и свиста. Может быть, наша милость позволит им прийти позже, моля о покаянии… Что же, мы примем и их, конечно, наложив куда более строгую епитимью, но дело того стоит, ибо каждый день, подобный нынешнему, будет неотвратимо приближать нас к нашей побе-де.
— Почему ты так уверен в этом, святейший? — спросил еще один старший служитель — настоятель Радского монастыря.
— Потому что я читал архив первосвященника. Это был воистину мудрый человек, способный многое предвидеть. Он с надеждой глядел в будущее, предполагая, что рано или поздно придет день по-каяния колдунов, день, который возвестит о нашей победе.
— Но если он видел победу не в войне, а в покаянии, почему не воспользовался его силой тогда, тысячелетие назад, почему, вместо этого, принял капитуляцию, вручая в наследство своим потомкам не-разрешенную проблему, неослабевающую угрозу?!
– монах был удивлен и, в отличие от проповедника, не скрывал своего удивления.
— Для того чтобы покаяние возымело силу, освободило колдунов от власти черных богов и могущества, которым последние наделили их, было необходимо, чтобы это проклятое племя само, без чьей-ли-бо подсказки, осознало свои прегрешения, само бы дошло до мысли о покаянии и добровольно, вложив в слова всю свою душу, произнесло отречение. Нужно было, чтобы они сами повернули свой дар против себя, убивая его, выжигая из своей души, своего сердца.
— Ты хочешь сказать, — осторожно начал молчавший до сих пор секретарь конклава, — что они не просто отказались от дара, а действительно потеряли колдовские способности?
— Да, старина, да! — лицо пресвитера просияло. — Полностью и безвозвратно! Теперь они — простые смертные, которые не представляют для нас никакой угрозы. И это — наиглавнейшая причина, почему я согласился на покаяние.
— Мы рисковали, — качнул головой Влад.
— Не больше, чем всегда.
— Если бы им пришло в голову в последний миг отказаться от покаяния и напасть на нас… Их слишком много собралось у врат города, а наши войска разбросаны по всей стране.
— "Если бы…" Какой смысл говорить о том, чего не произошло? И давайте не будем омрачать несбывшимися страхами светлый миг победы.