Потерянные Наследники
Шрифт:
Остановившись на пороге, Алина довольно улыбнулась:
— Готов?
— Разумеется, — хмыкнул я, все еще ни черта не понимая. И она распахнула передо мной старые скрипучие двери. С порога меня тут же обдало густым и спертым, теплым воздухом.
— Не стой, — хихикнула Алина, задвигая дверной засов, — раздевайся, сюда нельзя в верхней одежде.
Взяв из моих рук пальто, она повесила его в старенький шкаф, до того пропахший средством от моли, что щипало в носу.
— Аля, это ты? — Неожиданно раздался зов скрипучего мужского голоса откуда-то из глубины помещения.
— Я! —
Парник. Это был гигантский парник. Всевозможные пальмы в старых деревянных кадках, длинные ряды каких-то кактусов, комнатных цветов в банках и горшках всех окрасок и размеров, плющи и виноград, плотным ковром увивавшие стены и упиравшиеся в грязный стеклянный потолок. Вот место, где мы оказались.
Но самое главное! В середине этого огромного балкона возвышалась деревянная беседка, выкрашенная в облупившуюся белую краску. А на ступеньках стоял самый настоящий самовар! С сапогом наверху! Я клянусь. Я действительно это видел. Внутри же самой беседки громоздились плетёные стол и стулья, на одном из которых возвышался граммофон, победно сиявший начищенной медью раструба.
— Охренеть, — выдавил я в конце концов, — что это за место?
— Но-но-но, юноша, здесь не пристало так выражаться! — Из-за пальмы, насмешливо грозя мне пальцем, вылез какой-то дед в широких штанах и вязаном свитере. Его борода и волосы были настолько седы, что издалека могло показаться, будто они сделаны из мыльной пены, и вот-вот все пузыри лопнут.
Дед приблизился к нам и протянул высушенную загорелую руку. Удивительно, но его рукопожатие, несмотря на морщины и старость, было очень решительным и сильным.
— Здравствуйте, меня зовут Адриан, — представился я.
— Как как? — С дедом поравнялась бабушка. У меня такой никогда не было. Настоящие влажные и нереально добрые глаза и морщинки в уголках, лицо, на котором немилосердно отпечатались прожитые годы, стальные волосы, собранные на затылке, огромная пестрая юбка и заправленная в неё пуховая шаль.
— Адриан, — повторил я, улыбаясь.
— Сынок, откуда ж ты родом-то?
— Я родился в Гамбурге, но мать у меня русская, — коротко объяснил я, надеясь, что расспросы не продолжатся.
— Нюра, отстань от него, — мягко отозвался дед.
— Андрюша, ты голодный наверно? Мы ждали только Алю, но еды хватит тут на всех, проходите скорее!
— Бабуля, подожди, дай я вас представлю хоть Адриану, — вклинилась Алина, делая упор на моем имени, — знакомься, это Анна Ивановна и Михаил Васильевич, мои самые близкие люди в этом городе. Но они больше любят, чтобы их называли бабушка и дедушка, — нежно улыбнулась она им.
— Очень приятно! — Кивнул я.
— Добро пожаловать в Северную оранжерею, сынок!
— Ну как тебе? — Шепнула Алина, пока мы следовали за стариками в беседку.
— Если бабуля сейчас достанет пирожки и наденет платок, у меня точно появится ощущение, что мы снимаемся в рекламе деревенского молока.
Я даже в глубоком детстве не чувствовал себя таким ребёнком, как сейчас. Наш дед любил в свободное время играть на бирже, а бабушка пила текилу и курила сигары, предоставляя нас няне и воспитателю.
Первые полчаса я стабильно ждал какого-то подвоха, пока вдруг не понял, что эти люди, видевшие меня впервые в своей жизни, совершенно искренне хотели знать, как прошёл мой день, чем я люблю заниматься, не холодно ли мне в таком тоненьком свитере и нравятся ли мне пироги с картошкой. В первоначальном виде забота выглядела именно так, а уж точно не в той извращенной версии, в которой она доходила до нас с Агатой. Теперь я понял.
Как выяснилось, Северная оранжерея последние 20 лет существовала только за счёт пенсий бабушки и дедушки и платы от жильцов соседний домов за возможность выращивать в ней рассаду.
— Если бы не Аля, мы б, уже и продали нашу красавицу, — вздохнула бабушка, — так помогает нам, наша девочка.
— Бабуль, вам не придётся продавать ее, я обещаю, — Алина прижалась к ней и уткнулась носом в пуховую шаль.
А потом вдруг граммофон затрещал, и заиграла музыка, какая-то старая, забытая всеми или незнакомая никому из ныне живущих, мелодия. Пластинка потрескивала, как дрова в костре, и я вообще перестал соображать, в какой эпохе находился.
— Все на танцплощадку! — Приказал вдруг дед. С этими словами он вытащил из-за стола смеющуюся Алину и бодро закружил ее в центре оранжереи. Я задумчиво наблюдал, как маленькая фигурка танцует между пыльных пальм, как беззаботно и живо ее лицо. И вдруг переставал понимать, кто из нас жил настоящей жизнью.
— Андрюша! Пригласи-ка и ты меня на танец! — Неожиданно попросила бабушка.
— Давай, сынок! Поглядим, как ты танцуешь! — Присовокупил дед, кружа Алину.
Я вообще не мог им отказать. Здесь мне хотелось делать все, о чем бы они меня не попросили. Даже, если бы дед принёс мне лопату, а бабушка потребовала зарыть труп коллектора в дальней грядке, я бы поверил в их правоту и немедленно согласился.
В этом танце я старался двигаться так осторожно, как только мог, чтобы вдруг не сломать ее. Я едва касался довольной Анны Ивановны, которая, не достав до моего плеча, держала руку у меня на груди.
— Горячее сердце. Большое сердце, я чувствую, — неожиданно проговорила она, — ты хороший мальчик, Андрюша. Таким и будь.
Ой бабушка, если бы ты знала, какой я на самом деле человек…
Я не успел ответить, как за ее спиной вырос дед с требованием о смене партнёрш. С этими словами он передал в мои руки раскрасневшуюся Алину и привлёк свою жену к худощавой груди.
Я опустил руки на тоненькую талию и уверенно притянул девушку к себе. Она задрала голову и, сообразив, что до плеч ей тоже не дотянуться, помедлила секунду и обхватила меня за локти. Я только усмехнулся. Алина подняла на меня глаза и до конца мелодии больше их не отводила. Я смотрел.
— Так вот ради кого ты вкалываешь на двух работах? — Тихо спросил я.
— Разве они того не стоят? — Прошептала она.
— Стоят. Твои бабушка с дедушкой…
— Они не мои…их дети и внуки переехали в другой город, а они не захотели. А я… мне просто не хотелось, чтобы они чувствовали себя одиноко. Я сумасшедшая, должно быть.