Потерянные
Шрифт:
— Ребенок был от Радика. Это-то и было для меня самым ужасным. Я же надеялась на роман с тобой! Беременность от другого сюда не вписывалась. Я возненавидела этого ребенка и его отца. Радику сразу сказала: не люблю, противен, убирайся. Прогнала, обидела и не задумалась. А он меня так любил, как никто не любил ни до него, ни после. Нельзя предавать любовь, я после где-то прочитала, что это страшный грех. Вышла бы за него, родила, может, и не сидела бы тут, с вами,— в голосе Элки звучала острая тоска.
— А ребенок? — робко выговорила Кира.
— Ребенок… Второй мой грех,— Элкино лицо
— Может, хватит? Зря я спросила...
— Нет уж, исповедоваться — так до конца. Никому этого не рассказывала. Ребенка я сама убила.
— Аборт? — понимающе спросила Кира, которая сама всю жизнь казнилась и мучилась из-за ошибки (греха) своей юности.
— Хуже,— отрубила Элка. Вскинула голову и с лихорадочным сухим блеском в глазах продолжила:
— Я боялась делать аборт и сама его убивала. Три дня подряд.
Денис и Кира, вытаращив глаза, слушали.
— Хотела, чтобы выкидыш случился. Ноги парила в горчице, пока они чуть не сварились. Напилась какой-то дряни и в ванне горячей лежала. Потом гири Гарика тягала, по лестнице носилась. Таблетки какие-то глотала. Помню,— Элка запнулась, но договорила,— бью себя кулаком в живот и ору: «Умри, сволочь, сдохни!» Червяком мерзким называла. Ребеночка своего… В Бога не верила, но молилась – убей эту тварь, пусть уберется из меня. Вот что я творила. Правильно, что Бог меня потом наказал. Даже мало. Детей не дал больше. Разве таким, как я, можно?! — голос ее сорвался. — Если бы вы только знали, как я потом хотела родить! Каждая задержка — и я надеюсь, как сумасшедшая: неужели?! А как увижу, что опять ничего не получилось, опять я пустая — скорлупа одна …. Хоть в окно прыгай. Такая тоска нападает, что…
Элка спрятала лицо в ладони и даже не зарыдала — завыла. Ей было так больно, что Кира и Денис физически ощущали эту боль.
У Киры закололо сердце, задрожали руки. Она вспомнила, как Элка вчера рассказывала про «провалы», которые произошли с ней за эти полгода. Самым страшным потрясением была внезапно исчезнувшая долгожданная беременность. Представить невозможно, что пережила тогда несчастная Эля! Еще вчера была вне себя от радости, что наконец-то ей даровано счастье стать матерью, а утром встала — никакого ребенка нет! Только теперь Кире открылась вся глубина Элкиного горя. Подруга заглянула в такую бездну, которая способна свести с ума. Убить.
— Три дня прошли — бесполезно, выкидыша нет. — Элка кое-как сумела взять себя в руки и договорить. — А ночью проснулась — больно. Живот прямо разрывает. Смотрю — кровь. Родители в Нижнем были. Гарик перепугался, ничего не поймет, мечется. «Скорую» вызвал, меня увезли. Выскоблили. И все. А потом лето кончилось, и пошло как раньше,— она жалко улыбнулась. — Эля и Денис — лучшие друзья. Ты нам все уши прожужжал про москвичку, с которой в Сочи познакомился и закрутил. Чуть не женился. Правда, что-то у вас не сложилось: видать, замерзла южная любовь под северным солнцем. Ты с какой-то Верочкой, помню, встречаться начал. Денис же у нас горячий мачо — никогда один не скучал. А я всех твоих «Верочек» до сих пор помню. Ну, мне тоже пришлось… найти кого-то. Чтоб никто ничего не заметил… Короче, зря мечтала.
Она замолчала. Выдохлась. Кира обняла ее за плечи, прижала к себе. Та плакала, не скрываясь.
— Прости меня, — выговорил Денис, — пожалуйста, прости, если сможешь.
— Да что ты,— слабо махнула рукой Эля. — Не в тебе дело. Я тебя никогда не винила, честно. И не обижалась. Моя бессмертная любовь постепенно сошла на нет. Засохла без полива, извини за банальность. Любовь пропала, а грехи остались.
— Я виноват… — начал было Денис.
— Нет, нет, сказала же! — горячо проговорила она.— Это все я, мой дурной характер. Была бы сильной, мудрой, понимала бы, что ничего у нас не может быть. И надо радоваться тому, что даровано. Не хотела жить с Радиком, и не жила бы. Ребенок-то чем был виноват? Он просто хотел появиться на свет. А я ему не позволила... И все, хватит об этом. Поговорили.
Элка быстро приподнялась, потянулась за бутылкой. Привычным движением плеснула по рюмкам.
— Выпьем за помин души малыша не рожденного. Она ведь уже была у него? Душа-то? И моей души заодно.
— Перестань, Эля,— мучительно выкрикнул Денис. — Зачем рвать себя на части?! Думаешь, ты одна грешила? Да в каждом есть такое, что волосы дыбом встанут. Что, не так?
— Так, — согласилась Кира.
— Если на то пошло, давай и мы с Кирой тоже… исповедуемся. Самое время. Может, нам и вправду немного осталось.
Кира была не готова к этому неожиданному повороту. Но в голосе Дениса звучало такое отчаяние, а Элкин рассказ настолько перевернул все в ее душе, что она вдруг решила — а почему нет?
— Только тогда уж я начну,— заявила Кира и без всякого перехода, чтобы не передумать, рубанула:
— Хочу вам признаться в двух вещах. Во-первых, на мне тот же грех, что и на Элке. Аборт. Сделала на первом курсе. Влюбилась в парня, тоже Сашу, и… А теперь, думаю, именно из-за аборта у нас с моим Сашей никак не получается ребенок. Я почти уверена. А Саша ничего про это не знает. Вот такая я стерва.
— Ты тогда на аборт у меня занимала, — полувопросительно сказала Элка, нетвердо выговаривая слова.
— Да. Не к кому было обратиться. Родители ни за что бы ни поняли, просто не представляю себе их реакцию. Такое бы началось! Сейчас мне кажется, могла бы сказать сестре, Ирине, но тогда… В общем, не решилась. О том, чтобы оставить ребенка, даже не думала. Зато сейчас точно знаю, что надо было рожать. Может, это был мой единственный шанс стать матерью. А я от него отказалась.
Кира тяжело вздохнула, хотела на этом закончить, но все же решилась договорить.
— Я высчитала примерно, когда малыш должен был родиться. Получилось, приблизительно десятого августа. Вот уже двенадцать лет в этот день всегда прихожу на кладбище, покупаю большой букет и кладу на могилу одной девочки. Той девочке, Машеньке, было восемь, когда она умерла. Там эпитафия есть: «Ты так любила жизнь, дочка. Прости, что я не сумела победить смерть». Машенькина мама боролась за свою дочь.
— Выходит, я не только своего ребенка погубила, но и твоему помогла умереть? — с надрывом произнесла Элка. Лицо ее некрасиво сморщилось, губы задрожали, глаза наполнились слезами.