Потерянные

Нури Альбина

— Красотка! А сами на тощих моделек пялитесь! — Гелька подбоченилась и вытаращила глаза в притворном гневе.

— Кто пялится? Я?!

Это была вопиющая несправедливость: Серега не замечал никого, кроме жены. Смуглая, черноглазая, похожая на цыганку Геля покорила его на всю жизнь, он глядел на нее теми же влюбленными глазами, что и десять лет назад.

— Хочу — и буду есть! Потолстею, так потолстею, — гнула свое Гелька, — не на фигурах женитесь, а на человеке!

Человек Гелька, похоже, мучилась совестью за сорванную «кровную» диету. Кира усмехнулась.

—

Борька! Иди ужинать! — рявкнула подруга.

— Я его уже позвал, — заметил Сережа, усаживаясь за стол, — уроки доделает и придет.

— Уроки он доделает! Скажи уж, очередной уровень пройдет.

На кухне появился Борька.

— Я не играл, — не слишком убедительно запротестовал он, — я математику делал.

— Верю всякому зверю, а тебе, ежу, погожу, — проворчала Гелька. — Все в сборе, можем приступать.

Поужинали славно: болтали, смеялись, перепробовали все Гелькины шедевры. Коты вертелись под ногами, хрустели и возились возле своих мисок. Потом мужчины разошлись по комнатам, а Кира с Гелей мыли посуду и разговаривали по душам.

Опомнилась Кира, когда на часах было уже почти девять.

— Время-то! Я побежала! А то завтра не встану.

Геля знала, что ночевать подруга не останется: Кира не любила спать в чужой кровати. Не засыпала, и все тут.

— Такси вызвать?

— Вызови.

Пока Гелька звонила, Кира красила губы. Машина подъехала быстро, и она вышла в прихожую, стала надевать куртку. Неожиданно спросила:

— Слушай, ты замечала у Сашки на лице родинку?

— Родинку? — Геля нахмурилась, припоминая. – Да вроде нет никакой родинки. А ты почему спрашиваешь?

— Так, неважно. — Гельке она могла рассказать все, но тут, вроде, и говорить было нечего.

Кира застегнула молнию на сапогах и принялась озираться в поисках сумки.

— Подожди-ка, тут у меня фотка ваша висит. — Геля показала рукой на фотографию-магнитик на втором. — Мелковато, конечно, но видно.

Она стала разглядывать изображение, Кира тоже вытянула шею.

Родинки не было.

— А почему ты все-таки… — начала было Гелька, но Кира перебила:

— Забудь. Такси сейчас без меня уедет. Серега, Боря, я побежала! — крикнула она вглубь квартиры.

— Пока, теть Кира, — рассеянно отозвался из-за компьютера Борька.

Серега ничего не ответил. Он, оказывается, был в ванной. Подруги расцеловались на прощание, и Кира бегом помчалась вниз по лестнице, перескакивая через ступеньки.

— Перезвони, как доехала! — крикнула вдогонку Геля.

— Ладно!

Доехала она нормально. И сразу позвонила, как обещала. А еще позвонил из поезда Саша, и они пару минут поболтали. Засыпала Кира при желтоватом свете ночника. Оставаясь одна, никак не могла заставить себя ложиться в темноте. Оживали все детские страхи, и это была еще одна причина ненавидеть Сашкины командировки.

Глава 4.

Десять дней одиночества прошли быстро и почти безболезненно. На работе скучать не приходилось, а вечерами Кира находила занятия: разобрала древние

завалы в шкафах, навела порядок в ванной, отмыла до блеска душевую кабину, перебрала домашнюю библиотеку — их с Сашей гордость. Один раз сходили в кафе с Гелькой, а в прошлую пятницу Альберт отмечал день рождения, так что домой Кира попала ближе к полуночи.

Наутро, правда, проснулась больной. «Подхватила все-таки от Оленьки!» — с досадой констатировала Кира, ощущая противное першение в горле. Карпова всю неделю чихала, шмыгала и глотала таблетки. Они всем отделом боялись заразиться, гнали Олю на больничный, но та упорно не шла.

— Что мне дома делать? — виновато гундосила она, тщетно пытаясь поглубже вдохнуть заложенным носом.

— Конечно, Марика-то там нет! — беззлобно поддразнивал стеснительную не по годам Оленьку Альберт. Он, как и все прочие, был в курсе ее сердечных дел.

«Надо же, — с тоской думала Кира, измеряя температуру старомодным градусником, — всю неделю продержалась, а на выходные — нате вам. Ну, Оленька, смотри у меня!»

Градусник показал тридцать восемь и две. Обшарив домашнюю аптечку, Кира нашла подходящие пилюли, приготовила пару литров клюквенного морса, обложилась книгами, пристроила рядом пульт от телевизора и залегла в кровать. Болеть — так со всеми удобствами.

Ближе к одиннадцати позвонила мама. После неприятного разговора про тетю Соню они помирились в точном соответствии с отработанным сценарием, несколько раз созванивались и беседовали крайне предупредительно, вежливо и ласково, как всегда бывает после ссор, когда люди ощущают свою вину и некоторое время щадят чувства друг друга.

Узнав, что дочь заболела, Лариса Васильевна захотела приехать.

— Мам, ну что ты выдумываешь? Я же не маленькая. У меня все есть, лежу, отдыхаю. Зачем тебе мучиться, ехать из своей Соколовки?

Три года назад родители продали трехкомнатную квартиру и, осуществив давнюю мечту, купили дом. Далековато, сорок километров от Казани, зато обошлось дешевле, чем в пригороде. Рядом протекала небольшая шустрая речка, в которой, на радость отцу, заядлому рыбаку, водилась какая-то рыба.

Дом был крепкий, ремонта почти не требовал. К нему прилагался роскошный сад с яблонями, вишней и смородиной. Родители построили две большие теплицы, отличную баню и обнесли свое хозяйство двухметровым забором. Теперь выманить их из-за него было почти нереально.

— Да? Ну, как знаешь, дочка, — с едва заметным облегчением в голосе проговорила мама. Ехать в город и в самом деле большого желания не было. — Саша звонил? У него все нормально?

— Нормально, каждый день звонит по скайпу, — отрапортовала Кира. — По телефону дорого получается.

— Вам сейчас хорошо. А в наше время таких штучек не было. Или письма пиши, или по телефону разговаривай.

— Как папа?

— Как всегда. Баню топить собирается, Ириша со своими обещала приехать. Я по девочкам соскучилась — сил нет. А вы с Ирой когда созванивались? — безо всякого перехода спросила Лариса Васильевна.