Потерянный бог.
Шрифт:
«Толковый словарь Акайи»
Глава 1.
День примирения, или
Самый ненужный день в году.
Элрави, собравшиеся в Храме Скорбящих, в большинстве своем терпеливо ожидали выхода жреца и начала церемонии, но Дарену Тартису до их выдержки было далеко.
Семнадцатилетний юноша вновь страдальчески вздохнул и, закрыв глаза, прислонился к черной мраморной колонне. Стоящий рядом отец не шевельнулся, безучастно глядя в пространство перед собой и не обращая внимания на ерзанье сына.
Дарен бывал в этом
Он предпочел бы остаться дома или навестить кого-нибудь из друзей, а вместо себя они отправили бы пару вассалов - но нет! "Тартисы не уклоняются от выполнения своего долга! Наш Повелитель будет недоволен". Ха! Тартисы делают то, что им хочется. А Повелитель… как будто ему есть дело, кто будет стоять сегодня в темном углу этой развалюхи с покрытым плесенью каменным сводом - сам-то он, в который раз, и не подумал придти.
Хотя Высший магистр Белого ордена, - вон он, как обычно в белом, явился, стоит на противоположной стороне в окружении орденских рыцарей. Не зная, можно подумать: добрейшей души человек, этакий всеобщий дедушка: ясные, несмотря на возраст, синие глаза, аккуратно подстриженная седая бородка и невероятно доброе выражение лица… Это если забыть про Лесскую Резню 10617 года, и осаду домена Файкад, и…
Проклятые Светлые!
Краем глаза Дарен уловил движение и слегка повернул голову: Филиппе Лодерт, гость его отца, замер, ритуально склонив голову, прижав в молитвенном жесте перекрещенные ладони к груди. Дарен моргнул и торопливо скопировал его позу: церемония началась, а он и не заметил.
Маленькая дверь, совсем незаметная с того места, где стоял Дарен, уже открылась, и к алтарю торжественно шествовал жрец в алом одеянии. Встав перед чашей, наполненной вечно горящим огнем (магическим, естественно, Орден расстарался) он благословляющим жестом вскинул руки - правая для Темных и левая для Светлых - и начал говорить…
Дарен снова страдальчески вздохнул и так же привычно отключился от монотонно бубнящего жреца. Долгие отцовские нотации позволили Дарену мастерски освоить искусство притворяться внимательно слушающим, в то время как его мысли блуждали совсем в других сферах. К слову о которых…
Юноша скосил взгляд на Филиппе, вновь мысленно поражаясь абсурдности выбранной им ритуальной маски: сделанная из белых перьев, она закрывала всю верхнюю половину лица элрави, давая странное сочетание с его коротко подстриженными светлыми волосами. Сквозь миндалевидные прорезы блестели по-тигриному желтые глаза.
Ношение подобных масок в храме - древний обычай, почти вымерший даже в самых традиционных семьях. Дарен представить не мог, зачем Филиппе это понадобилось. С другой стороны, безумцам не нужны причины…
Нет, Филиппе никогда не заговаривался, как обычные сумасшедшие, не совершал глупых поступков. Этот элрави был умен, хитер и коварен, как истинный Темный, но что-то в нем внушало безотчетный страх, было слишком неправильно.
Последние месяцы Филиппе и его жена Маретт по приказу Повелителя жили в имении Тартисов. Дарен предпочел не вникать в подробности: когда дело касалось Повелителя, спокойный сон был для него дороже утоленного любопытства. Тем более что особой опасности для себя от этой пары он пока не ощущал.
Жизнь в замке Тартисов не особенно изменилась с добавлением еще двух обитателей. Но Дарена выбивало из колеи, когда он, зачем-либо выходя из своих покоев после полуночи, встречал Филиппе, молчаливым призраком бродящего по пустым залам.
Маретт Лодерт казалась не менее странной. Все время эта женщина проводила либо в тихих разговорах с самой собой, либо готовила яды, о которых Дарен никогда прежде не слышал. С юношей она была холодной и резкой, так что младший Тартис предпочитал не попадаться на ее пути.
Иногда с Филиппе что-то происходило, мрачная молчаливость сменялась доброжелательной словоохотливостью, и он с удовольствием рассказывал Дарену о своих, полных приключений, странствиях по юго-востоку их континента. По обмолвкам юноша понял, что целью путешествий были некие предметы, нужные Повелителю.
Рассказывая, Филиппе очень любил произносить слова "убить" и "уничтожить", они скатывались с его языка, как тяжелые капли ядовитого меда, а в желтых глазах вспыхивали алые проблески одержимости. Чаще всего это случалось, когда, смакуя детали, Лодерт описывал смерть ствур. В такие моменты даже у Дарена, которого никто никогда еще не обвинял в излишней чувствительности, пробегал по спине неприятный холодок, а в памяти всплывали абсурдные слухи, будто Лодерт одержим демоном Бездны.
Чушь, конечно: ни один демон не проникнет сквозь ограждающие их мир щиты и, уж тем более, не сумеет овладеть разумом мага. Дарен прекрасно понимал, что Филиппе просто маньяк, помешенный на убийствах и крови: мало ли их было таких, и Темных элрави, и Светлых, за те почти одиннадцать тысячелетия, что раса магов обитает в этом мире…
Рука Дарена скрытно скользнула к поясу и нащупала сквозь одежду рукоять кинжала, безопасно сидящего в ножнах. Амадей Тартис был бы очень недоволен, узнай он об исчезновении одной из его самых ценных вещей. Сохраняя на лице маску постного благочиния, Дарен мысленно улыбнулся: то, чего отец не знает, Дарену не повредит…
…За несколько дней до праздника Примирения в замке Тартисов появился маленький человечек неопределенного возраста. Его черные сальные волосы были зачесаны вперед в тщетной попытке скрыть растущую лысину, а серая, пропыленная насквозь, одежда говорила о долгом путешествии. Младший Тартис, одним из пороков которого являлось неисправимое любопытство ко всему, его не касающемуся, не мог пропустить столь странного гостя.
Этот карлик был одет слишком бедно, чтобы оказаться эмиссаром от одного из союзников-Темных, не говоря уж о Повелителе. Тем более он не походил на гонца из Ордена. Единственное, что точно мог сказать про незнакомца юноша: элрави тот не являлся. Ни один маг не позволил бы себе выглядеть столь убого!