Потерянный и возвращенный мир. История одного ранения (сборник)
Шрифт:
После ранения весь мир перевернулся в моих глазах словно наизнанку, и я до сих пор не узнаю себя, словно я живу в странном, заколдованном сне.
Но мне все еще хотелось верить, что я еще смогу доказать человечеству, что я еще не совсем пропавший, не совсем погибший человек, – вот только заново научиться помнить и говорить, мыслить и понимать все то, что держалось когда-то в голове моей, неплохой до этого ранения. Конечно, время от времени я падал духом от этой страшной болезни беспамятства. Но я по-прежнему мечтаю встать в строй, почему я и не хочу считать себя погибшим. Я стараюсь вовсю осуществлять свои мечтания хоть по капельке, понемножку, по своим оставшимся
Я все же еще не теряю надежды на то, что я все же сумею приспособиться к какому-нибудь труду. И я хочу надеяться, что я еще принесу немалую пользу своему народу. Я надеюсь на это».
Первые шаги в раздробленном мире
Перелистаем книгу его воспоминаний, вернемся к первым дням и неделям его заболевания, к первым страницам этой книги.
Что скажут они нам? Как начиналось это страшное заболевание? Как постепенно складывался этот раздробленный на куски мир, складывался, чтобы так и остаться разбитым?
…Он в госпитале. Вокруг него склонились какие-то лица… вот появляется одно из них… вот другое… «Ну, как вы себя чувствуете, товарищ Засецкий?»… И сколько неожиданно трудного в его жизни…
Перелистаем отдельные страницы его тетрадей, на которых он вспоминал свое прошлое, описал переживания первых недель своего ранения.
Зрение
С ним что-то случилось, что-то, никогда не бывавшее раньше.
Он смотрит вокруг – и что же это? Он не может увидеть сразу ни одной вещи: мир раздроблен на куски, и куски не складываются в целые предметы, целые картины. Правой стороны того, на что он пытается смотреть, вообще нет, вместо нее он видит ровную серую пустоту. Но и вещи перестали быть целыми, их надо собирать, о них надо догадываться.
«…После ранения по-настоящему целиком я не могу видеть ни одного предмета, ни одной вещи. Мне приходится теперь все время довоображать их – эти предметы, вещи, явления, все живое, т. е. представлять их в уме, в памяти, полными, цельными, оглядев их, ощупав, представив непосредственно или образно. Даже небольшую чернильницу я не в состоянии увидеть целиком. Правда, некоторые вещи я представляю такими, какими я их знал и помнил до ранения, но большинство вещей, предметов, явлений, существ я забыл, а снова их уже осознаю, представляю, скорее всего, не так, как я их представлял или представил бы до ранения.
…И теперь я уже не вижу ни одного предмета, ни одной вещи, ни одного существа полностью, как видел до ранения, теперь я вижу только по частям…
…Когда я смотрю на ложку, на ее левый кончик, то я удивленно не пойму, почему я только вижу один кончик ложки, а не всю ложку, которая казалась мне тогда каким-то странным кусочком пространства, которого я даже пугался иногда, теряя ложку в супе». И он начинает рисовать свое измененное поле зрения. Но и этого мало. То, что он видит, потеряло свою устойчивость, предметы мерцают, сдвигаются, все становится таким зыбким.
«Я вижу сквозь видимые мною предметы бесчисленное множество, просто мириады, шевелящейся движущейся мельчайшей мошкары, которая мешает долго глядеть на настоящие предметы. Из-за этой мошкары я не вижу нормально первой буквы (от центра зрения) такой чистой, а вижу ее нечистой, общипанной, объеденной, с мерцающими точками, иглами, нитями, обсыпанной мошкарой. Все это я вижу теперь своими собственными глазами, вижу сейчас сквозь окно этот островок зрения, и в этом островке вижу, как все мчится внутри островка и по кругу».
Иногда к этому присоединяются
«Двое суток я просто глаз не смыкал, и в то же время как будто галлюцинации ко мне привязались… Вот скверно: закрою глаза и мигом спешу их открыть, а то в глазах видно что-то странное – лицо человеческое с ушами с громадными кажется мне, со странными глазами. А то просто кажутся мне различные лица, предметы и комнаты разные, и я скорей открываю глаза».
И так трудно жить в этом раздробленном мире, где выпала половина всего окружающего и где нужно заново ориентироваться во всем.
«Я вышел в коридор, но, пройдя несколько шагов по коридору, вдруг ударился правым плечом и правым лбом о стенку коридора, набив шишку на лбу. Меня взяло зло и удивление: отчего же это я смог удариться вдруг? Но отчего же я наткнулся на стену коридора, я же должен был увидеть стену и не столкнуться с ней?
Нечаянно я бросил взгляд еще раз по сторонам, на пол, на ноги… и вдруг я вздрогнул и побледнел: я не видел перед собой правой стороны тела, руки, ноги… Куда же они могли исчезнуть?»
Эти дефекты зрения остаются, проходят месяцы и годы, а они по-прежнему тут, зрение все так же разбито на куски, разрушено, и он мучительно начинает пытаться понять, что же с ним случилось, описывает каждый свой дефект, экспериментирует над своим разрушенным зрением.
«Я перестал видеть после ранения наполовину с правой стороны и левого, и правого глаза. Конечно, по виду глаза кажутся такими же нормальными, как и у всех людей… и поэтому по глазам нельзя определить, вижу я или нет.
Это значит, что если я буду глядеть каким-нибудь глазом (все равно каким) в точку, то справа от точки по вертикальной линии и вправо от нее я не вижу правой площади поля зрения, а слева я вижу левое поле зрения, но только там же есть много невидимых мест – пустот в поле зрения. Когда я начинаю читать слово, хотя бы слово „г-о-л-о-в-о-к-р-у-ж-е-н-и-е“, то я сейчас гляжу на букву „к“ – на ее самый верхний правый кончик – и вижу только буквы слева „в-о-к“, справа же от буквы „к“ и во все стороны я ничего не вижу; слева же от буквы „к“ я вижу две буквы „в-о“, а дальше еще влево и опять ничего не вижу. Но если вести карандашом дальше влево, то я опять начинаю видеть движение от карандаша, но букв я еще не вижу. Значит, мало того, что я не вижу ничего с правой стороны поля зрения и левого и правого глаз, я еще не вижу окружающий меня мир в некоторых частях глаз, находящихся по левую сторону поля зрения».
Тело
Но разрушенное, раздробленное зрение – это только начало его новой, такой непонятной, такой трудной жизни.
Если бы только зрение… Но и свое собственное тело стало ощущаться как-то по-новому, и оно стало вести себя совсем не так, как было раньше.
«Частенько я впадаю в какое-то оцепенение и не понимаю происходящего вокруг меня движения, не понимаю предметов, стою и раздумываю о чем-то минуту, другую в каком-то беспамятстве…
А потом вдруг прихожу в себя, оглядываюсь направо и вдруг с ужасом замечаю отсутствие половины своего тела. И я с испуганным видом раздумываю, а куда же делась моя правая рука и нога, и вообще вся правая половина тела. Я шевелю рукой и пальцами левой руки, ощупываю ее, чувствую ее, а правую руку с пальцами я не вижу и даже почему-то не ощущаю их, а в моей душе какая-то тревога…