Потерянный рай
Шрифт:
— Ну почему же, — глуповато ухмыльнулся Брайан.
— А это болезнь такая… профессиональная.
— Вроде как необоримое желание постоянно ставить диагнозы?!
— Вот-вот, — невозмутимо кивнул Берт, — или как жажда того, чтобы твоё слово было последним. Своеобразный такой симптомокомплекс.
— Кстати, насчёт симптомокомплекса, — Брайан плеснул себе и Берту коньяку, выпил, «пожевал» губами и нехотя произнёс:
— У меня сегодня опять…
— Это написано у тебя на лице, причём крупными буквами.
Брайан осторожно пощупал опухший глаз и невесело усмехнулся:
— А там не написано, как с этим бороться?
— А ты у Клифски спроси. Это он у нас заранее знает все вопросы и к ним все ответы, только не всегда чётко ориентируется, какому ответу соответствует какой вопрос.
— Уже спрашивал.
— Это результат ответа можно видеть на твоём лице?
— Нет. Это, собственно, сам вопрос. — Брайан вытянул ноги во всю длину, отставил опустевшую рюмку и лениво спросил:
— А если серьёзно, что ты можешь сказать по этому поводу?
— Что ты хочешь услышать?
— Всё! От истории возникновения до отдельных историй болезни.
— Зачем тебе это, — Берт внимательно посмотрел на расслабленно развалившегося в кресле Брайана, — собираешься накропать очередной бессмертный шедевр на фактическом материале?
— Кстати, о шедеврах, — ухмыльнулся Брайан, — Клифски считает, что его заразили. И что заразу разносят люди умственного труда.
— Ну, это если считать то, чем ты занимаешься, трудом и при этом допустить, что он умственный, — добродушно ухмыльнулся Берт. — Но, как ни парадоксально, он, похоже, прав. Первые случаи странного заболевания, которое явилось предшественником теперешних Приступов, были зарегистрированы года два назад, и именно в вашей среде. Высоковероятно, что люди, считающие себя причастными к сфере деятельности, которую они высокопарно именуют литературой и искусством (сразу возникает здоровый вопрос, в чём коренное отличие первого от второго?) каким-то образом, если не разносят инфекцию, то, как минимум, её провоцируют.
— Ты это серьёзно? — неуверенно ухмыльнулся Брайан. — Или ты это придумал только что, чтобы очередной раз надо мной позубоскалить?
Берт вдруг стал серьёзным, и его глаза, словно когти хищной птицы, безжалостно впились в лицо Брайана. Брайан попытался не смотреть в эти жуткие бездонные глаза, но не смог отвести взгляд. На мгновение Брайан полностью утратил контакт с реальностью, а потом внезапно ощутил себя беспомощным зародышем, безвольно зависшим в густой вязкой жидкости.
— Перестань! — хрипло вьщавил Брайан.
Берт прикрыл глаза тяжёлыми припухшими веками (Брайан сразу же почувствовал, как стало легче дышать) и устало сказал:
— Я хотел продемонстрировать тебе наглядно, что на информационном уровне легко могут передаваться вещи чисто соматического плана, вызывая, на первых порах, функциональные нарушения, а в дальнейшем, возможно, и органические.
— Как это? — не понял Брайан.
— Очень просто, — буркнул Берт. — Я, например, могу внушить тебе «ожог», со всей симптоматикой и дальнейшим некрозом «обожжённого» участка кожи.
— Погоди-погоди, — встрепенулся Брайан, — ты хочешь сказать, что кто-нибудь специально…
— Нет, — сказал Берт, вставая и отправляясь к бару за новой бутылкой, — я хочу сказать: вполне вероятно, что среди обилия штампуемых вами шедевров есть некие подспудные течения, провоцирующие нынешнюю эпидемию. Информационно-интеллектуальная инфекция. Аналог, — на информационном уровне — синдрома иммунодефицита. Или, если тебе так будет понятнее, аналог компьютерного вируса, со всеми вытекающими последствиями. Компьютер — в нашем случае человеческий мозг, получивший дозу заражённой информации, оказывается инфицированным. Теперь к каким бы информационным блокам ни происходило обращение, вновь и вновь вирус будет заражать ранее совершенно безопасные слои информации. Ну и, естественно, при общении с вирусоносителем тоже происходит заражение.
Берт разлил по рюмкам принесённый коньяк и вновь погрузился в кресло. Брайан несколько секунд ошарашенно молчал.
— Но ведь это справедливо для компьютеров, а мы — люди, — наконец не совсем уверенно произнёс Брайан.
Берт хмыкнул и окинул Брайана насмешливым взглядом.
— Какая патетика! Между прочим, эта версия не столь уж оригинальна и неожиданна. Вспомни хотя бы, как легко эти ЛЮДИ (я понимаю, тебя, конечно, как литератора, коробит соседство таких слов, как человек, душа, мышление и компьютер) заражаются всевозможными бредовыми идеями, как-то: национализм, фашизм, охота за ведьмами… Причём заражение происходит тем успешнее, чем более массово ставится эксперимент. Это происходит потому, что один ты ещё как-то можешь противостоять локальному источнику заражения, а в толпе — процесс нарастает лавинообразно.
— Но если это случалось и раньше, — растерянно улыбнулся Брайан, — значит, всё не так уж безнадёжно?
— Я недаром привёл сравнение с синдромом иммунодефицита, — Берт пригубил коньяк и закурил новую сигарету.
Брайан мужественно перенёс паузу, и Берт невозмутимо подытожил:
— Вирусы со временем мутируют, приобретая новые свойства, позволяющие им легче адаптироваться и помогающие им успешнее выживать и размножаться. Поэтому на каком-то этапе для лечения достаточно было всего лишь психотерапевтической беседы, потом в ход пошёл гипноз, а теперь мы сталкиваемся с такими случаями, когда после сеанса мы получаем из больного и здорового (я имею в виду врача) — двух больных, а не двух здоровых.
— Но тогда, — Брайан мучительно помассировал виски ладонями, — тогда единственный выход — добровольная самоизоляция.
— Это не выход, — мрачно буркнул Берт, — а тупик. Политика страуса.
— Если всё это правда, это же ужасно!
— А кто здесь говорил, что это прекрасно? Хотя, как ни парадоксально, некоторые умудряются извлекать и из этого пользу… для себя.
— Но, — как сомнамбула, уставившись в одну точку, произнёс Брайан, — неужели не существует других версий, не столь безнадёжных?
— Почему не существует, — нехотя проворчал Берт, прихлёбывая коньяк, словно остывший чай, — существует. И не одна. Например, тебе, без сомнения, должна понравиться версия о каменном лабиринте.
Глава 4
— О каменном лабиринте?
— Не повторяй за мной окончания фраз, — буркнул Берт, — потому что ты начинаешь напоминать мне больного попугая.
— Почему больного?
— Потому, что здоровая птица не выглядит столь ощипанной.