Потерявшие солнце
Шрифт:
На стене неожиданно колокольным перезвоном заговорили часы. Антон снова встал и подошел к окну. От табачного дыма даже ему стало муторно.
– Вы уверены, что это было в день убийства?
Он уже называл вещи своими именами, понимая, что этой женщине моральные травмы не грозят.
– Абсолютно. – Она что-то посчитала в уме, полуприкрыв глаза. – С утра он ходил за мной хвостиком, называл «мамочкой», говорил, что ему плохо, страшно и нужно поговорить. – Она снова брезгливо скривилась. – Даже всхлипывал, как младенец, думая, что
Стекла гудели от ветра. Антону очень хотелось под дождь.
– Вы не поговорили с ним?
– С какой стати.
Она была как в железном футляре. В глазах пустота.
– Спасибо.
Шнурки на ботинках промокли и скользили в пальцах.
– У вас случайно нет АОНа?
– Нет. – Она в очередной раз поправила волосы. – Тем более все равно звонили с радиотелефона.
– Почему вы так решили? – Антон застыл на корточках, в неудобной позе.
Солитянская пожала плечами:
– Она сама сказала: «Если можно, побыстрее – батарейки садятся». Представляете? «Побыстрее». Мне. Какая-то…
Бредя по терзаемой мокрым ветром Миллионной, Антон думал о Солитянском, как о человеке, у которого в жизни не было ни единого шанса.
Трамваев у Марсова поля не было. Пришлось идти пешком.
На Лиговке было столпотворение. Разносимая во все стороны от стройки нового здания Московского вокзала грязь противно чавкала под ногами. Затертые в «пробке» автомобили безнадежно сигналили друг другу, нервно мигая фарами. У полуснесенного здания бывшего ДК «Экспресс» вокзальные бомжи с раздутыми синими лицами привычно клянчили «на хлебушек». Цыганки хватали за рукава прохожих. Не замечающий их милицейский наряд вел под руки приличного, слегка подвыпившего мужчину в очках. Моросило.
Антон задрал голову навстречу дождевым каплям и, удостоверившись, что свет в нужном окне горит, толкнул дверь прокуратуры.
В коридоре четвертого этажа было пусто. Из последнего кабинета раздавались взрывы хохота.
Лена сидела у себя, натянув на уши плейер, и стучала по клавишам машинки.
– Привет! Много работаешь, – почти прокричал он.
Она подняла глаза, улыбнулась и стянула наушники. Ее ярко-синее платье навевало мысли о лете, оживляя хмурый, освещаемый лишь настольной лампой кабинет. Он вдруг подумал, что у нее красивые ноги, и пожалел, что она сидит за столом.
– Хелло! Наслышана о твоих подвигах. Искренне восхищена.
В конце коридора к хохоту прибавился рев магнитофона.
– Дискотека? – Он все еще стоял в дверях.
– День рождения у Светы Егоровой. – Она кивнула на стул: – Садись.
– Я лучше присяду. – Он наконец сдвинулся с места. – А ты чего не там?
– Обвинительное завтра сдавать. – Она посмотрела на часы. – О блин! Седьмой час. Опять до ночи сидеть.
– Я на секунду. – Антон заторопился. – Дело по Фонтанке в городской?
Она кивнула. Антон секунду подумал.
– Лен, помоги мне. Мне надо узнать радиотелефон, с которого звонили в определенный день в одну квартиру. В «Эпсителеком» и МСЖ мне без прокурорского запроса не дадут ничего. А в горпрокуратуру я идти не хочу. Ты знаешь, почему.
Она постучала пальцами по столу и посмотрела на него внимательно, слегка прищурясь.
Антон пожал плечами:
– Лен. Нет так нет. Я все понимаю. Но ты меня давно знаешь. Я никого еще не подставлял. Тебя тем более. Мне очень надо.
Кто-то пробежал по коридору. Застучали женские каблучки.
– Костя, дай сигарету.
– Мужики, еще будем скидываться?
– Мальчики, не забудьте…
Лена подвинула к себе машинку:
– Только потому, что я действительно знаю тебя и о тебе. Отчитаешься мне потом по полной. Давай телефон и адрес квартиры.
Жалюзи в кабинете были плотно закрыты. Вовсю работал калорифер. Лампа рассеивала приятный зеленоватый свет. Под убаюкивающий стук машинки Антон почувствовал, как клонит ко сну. Веки потяжелели. Было тепло и хорошо. Отчаянный ноябрь с унылым дождем остался где-то за чертой.
– Готово.
Он встрепенулся и взял протянутые листки.
– Ты сколько сегодня спал?
– Немерено.
Она покачала головой.
– Ехал бы ты домой. Как семья, кстати?
– Как всегда.
Он встал.
– Спасибо.
– Рада помочь. Заходи.
Взгляд у нее был внимательный и серьезный.
В дверях он обернулся:
– Тебе идет синий цвет.
Она улыбнулась и махнула рукой.
Спускаясь по лестнице, он слышал, как, обгоняя его, несутся по водосточным трубам дождевые струи.
В квартире было тихо и темно. Антон щелкнул выключателем. Белый тетрадный листок прилепился к краю зеркала.
«Антоша! Мы у мамы. Заезжай за нами в семь».
На часах было четверть девятого. Он с трудом стянул промокшие ботинки и прошел к телефону.
– Добрый вечер, Елена Игоревна. Оля с Пашей еще у вас?
– Куда же они по темноте и дождю поедут? – Голос у тещи был нервным. Здороваться с ним она не считала нужным.
– Посмотри на часы! Паше уже пора спать! – Ольга говорила истерическим фальцетом, как всегда, когда звонила от матери. – Я же просила заехать в семь…
– Я только пришел…
– Тебя интересует только работа. У тебя никаких обязательств перед семьей. Я сегодня буду ночевать у мамы, а может быть, не только…
Он аккуратно положил трубку и посмотрел в незанавешенное окно. Было темно. Стекло стремительно покрывалось дождевыми шрамами. Он подумал, что про «обязательства» – не Ольгины слова, что скандалы у них все чаще, что в чем-то она права и что еще он очень устал, чтобы об этом всем сейчас думать.
Телефон разбудил его около двенадцати. Ольга говорила шепотом: