Потерявшие солнце
Шрифт:
– Ты и верно весь в него, если его не интересует жизнь собственного сына. – Она вернулась на свое место у окна. – Как я устала жить.
– Мамочка, что ты… – Антон чувствовал, что слезы почти наворачиваются на глаза.
Дверь распахнулась. Пахнущий железом, бензином и пивом парень в брезентовом дождевике поддерживал одной рукой другую, с окровавленной ладонью.
– Вот! С прицепом ковырялся – и на тебе!
Мама, вскочив, усадила его на кушетку:
– Езжай домой, Антон. Я очень устала. До прихода Антонины Епифановны еще хочу поспать.
– Хорошо, – кивнул он, ощущая, как подрагивают губы, и потянулся ее поцеловать.
Она отстранилась, перебирая склянки в шкафу.
– Я приеду через недельку, мамочка.
Девица в ларьке курила, положив на руки голову с осоловевшими глазами. Холодный косой дождь неумолимо поливал окрестности. Он вспомнил о бутылке «Московской», оставленной в квартире, и подумал, что сегодня она будет определенно не лишней, особенно с учетом полного отсутствия денег. Луж стало больше. Дорога почти полностью превратилась в сплошное месиво жидкой грязи. Бредя со скоростью черепахи, он вспоминал, как в детстве возвращался по этой дороге с родителями после поездок в город. Возила его обычно мама, а отец встречал на станции и по пути слушал подробный рассказ о впечатлениях. Отца он любил сильно, а мама… мама была самым близким человеком. Долгие беседы шепотом по ночам. Длинные письма из армии. Советы во всем. Забота. Внимание. Нежность… Четыре года назад отец ушел. Лариса была сверстницей Антона. Они познакомились в Мурманске, когда отец был там в командировке. Мама перестала жить. Она двигалась, разговаривала, работала, но не жила. Из любимого сыночка Антон превратился в олицетворение несчастья. Ей казалось, что из-за него она не уделяла отцу достаточно внимания…
Из приоткрытой двери на первом этаже выглянула бабушка Настя:
– Повидал маму?
– Да, спасибо.
– Ты приезжай почаще. Скучает она. А так, не беспокойся, я ей всегда помогу и Люся, благо здесь…
Он обернулся в дверях парадной:
– Какая Люся?
– Внучка моя, Людмила. Она же вернулась. – Бабушка Настя оглянулась и понизила голос: – С мужем-то ее беда приключилась, а ведь большой человек в Москве был.
На улице, под припаркованными машинами, жались от холода и дождя дворовые кошки. Двое по уши грязных мальчишек пытались запустить в огромной луже самодельные кораблики. Антон обогнул дом и, выйдя к магазину, увидел Люсю. Она шла навстречу, держа в обеих руках пакеты с продуктами. Он отметил ее царскую осанку и режущий в ноябре глаза шоколадный загар.
– Помочь?
Она подняла глаза и улыбнулась:
– Господи, Антон! Привет!
Голос у нее стал низкий и грудной.
– Привет, – он протянул руки к пакетам, – так помочь?
– Конечно! – Она вручила ему ношу.
– Не ждал встретить. – Даже сквозь тяжелые запахи осени он ощутил сладкий аромат ее духов, созвучный с далеким тропическим солнцем. – Ты надолго?
Она жестко стеганула взглядом:
– А ты не знаешь?
– Нет. – Он остановился возле подъезда. – Я две минуты назад узнал, что ты здесь и у тебя какая-то беда с мужем.
Она забрала пакеты. Ветер бесцеремонно трепал ее густые волосы, серебристые от воды.
– Ты куда сейчас?
– На станцию.
– Обожди секунду. Я подброшу.
Небо продолжало ронять крупные холодные слезы. Мальчишки отвлеклись от лужи, степенно раскуривая добытый где-то «бычок».
В салоне серебристого «ниссана» было уютно. Стеклоочистители бесшумно гоняли дождевую волну. Двигатель работал почти бесшумно.
– Остатки роскоши. – Люська усмехнулась, уверенно выруливая со двора. – Ты немного неправильно информирован: с мужем у меня беды нет – беда без мужа. Убили его.
– Извини, не знал. – Антон смотрел в окошко. Он догадался сразу. Девушки, вышедшие замуж за богатых людей, редко возвращаются просто так. Даже после развода.
– Черт!
Машину подбросило на ухабе, и Люська резко крутанула руль.
– Раздели по полной, – в пространство сообщила она. – Машину и полторы штуки в месяц оставили. И кто? Сашкины друзья-компаньоны. Думали в постель начну кидаться и ноги целовать. Б…и!
От резкого торможения у платформы поднялась туча грязных брызг. Антон машинально поймал взглядом освещенное окно медпункта. Настроение падало в никуда.
– Сам-то как? – Люська заглушила двигатель.
– Нормально. – Он пожал плечами.
– Покурим? Электричка только ушла.
Она достала из «бардачка» пачку «Кента».
– Не возражаешь? – Он продул папиросу.
– Нет, конечно. – Она жадно затянулась, выпустив дым через нос.
Он подумал, что, повзрослев, она стала интереснее.
Она, видимо, подумала о нем то же самое.
– Я тебя по телевизору когда увидела, раненого, то всей Москве раструбила, что мы друзья детства. Муж наорал даже, что ментов в друзьях иметь – не лучшая рекомендация, что я его реноме ставлю под угрозу. – Она улыбнулась. – Я ему такую сцену закатила. Хотела даже к тебе в Питер съездить, но из-за дочки не смогла. Вот бы ты удивился.
Антон смотрел на ее выразительное, подвижное лицо. Хотелось верить.
– Может, и не удивился бы.
– Да ну? – Она вскинула брови.
– Помня тебя, я не удивился бы никаким твоим поступкам.
Она промолчала, улыбаясь своим мыслям. Чувствовалось, что ей приятно.
Он выбросил на улицу давно погасший окурок.
– Сам-то как? – Снова спросила она.
– Нормально, – снова пожал плечами он. – Тащу службу. Устал только.
– Жена, дети?
– Сын.
– Счастлив? – Тон у нее был слишком безразличным.
– По-разному. – Взгляд его был слишком пристальным. В ее глазах на мгновение что-то радостно вспыхнуло. На мгновение…
– Электричка идет. – Она приоткрыла окошко и прислушалась. – Я бы отвезла тебя в город, но Натуська болеет. Ты когда опять приедешь?
– Не знаю.
– Приезжай через неделю. Бабушка во Мгу уезжает. Посидим. Потреплемся.
В ее глазах было обещание. Ему снова стало тоскливо:
– Может быть.
В его голосе была усталость.
Он вылез из машины и поднял воротник куртки, пытаясь защититься от ледяных струй.
– Пока. – Она помахала рукой.
– Счастливо, – кивнул он. – Слушай, по мужу-то твоему совсем глухо? Заказное?
– Ага, – она криво усмехнулась, – заказное. Проститутка в бане за штуку «зеленых» с клофелином перестаралась.
Металлический грохот влетевшей на станцию электрички наполнил залитые дождем пространства. Ему снова стало жаль, что не бывает дорог без конца.
– Вам на сколько единиц? – Женщина за прилавком страдала сильным косоглазием, и казалось, что она смотрит за спину.