Потерявшиеся в мирах
Шрифт:
Ранним утром его дружина въехала в узкое, глубокое ущелье, залитое непроглядным тёмным туманом. Солнечные лучи никогда не касались дна этого лога, и ни одна травинка не росла на его голых влажных камнях, покрытых вечной туманной мглой. Князь не раз проезжал этим местом, однако никогда ещё он не видел здесь такого непроницаемого тумана. Витязи, переговариваясь, чтобы не потеряться, медленно поехали следом за князем по невидимой тропе. Боевые кони дрожали и прядали чуткими ушами. Непонятная жуть исходила их сумрачной тьмы, и даже бывалые воины ощущали её. Внезапно Олдан громко вскрикнул, и воин, ехавший следом за ним, увидел сквозь серую мглу, что княжеский конь, заржав, вскинулся на дыбы, а князь вдруг взлетел над ним, в воздухе выхватил меч, взмахнул
А златовласая Зелерина долго горевала в своей светлице об исчезнувшем наречённом. Когда же вернулся ни с чем последний из следопытов, посланных ею в горы, она отёрла слёзы и велела подать её боевой наряд, ибо она умела сражаться, и оседлать коня. Князь Мелхидор, отеческим сердцем чуя беду, ни за что не хотел отпускать её в проклятый лог, но дева была непреклонна. Тогда Мелхидор поехал с ней. Свита из десятка сильнейших воинов сопровождала их. Но что такое человеческая сила по сравнению с той, что властвовала теперь в Туманном логе!
Ущелье встретило отчаянную княжну неподвижным непроглядным туманом. И снова, как это было с дружиной Олдана, задрожали и заупрямились кони под похолодевшими от непонятного ужаса седоками. Один только конь княжны слушался всадницы. Зелерина отважно въехала в самый туман, точно надеясь найти в нём суженого… но никого не было на мглистой тропе. Тогда она остановила коня и вскричала так громко, что оставшиеся на возвышении Мелхидор и свита услышали каждое слово её:
— Ты, тварь, поселившаяся здесь и похитившая моего наречённого, выходи на бой! — и выхватила меч, и рассекла им туман с такою силой, что свист услышали те, кто стоял на взгорье.
В следующее мгновение раздался девичий громкий вскрик, и меч Зелерины, вылетев из тумана, упал на землю перед копытами княжеского коня. Испуганный конь заржал и взвился на дыбы, и старый князь упал на острые камни. Воины спешились и бросились к нему, освободившиеся кони сейчас же ускакали прочь от страшного места… Крепкие руки подняли князя… а сам он, не отрываясь, расширенными глазами глядел в ущелье. Там, при полном безветрии, вопреки всем законам природы, воронкой кружились рваные клочья только что неподвижного тумана. Они взлетали и опускались, точно живые, оставляя непроницаемой сердцевину своей ужасающей пляски. Потом змеистым, клубящимся облаком они поднялись в самое небо и исчезли среди горных вершин… В Туманном ущелье почти не осталось тумана… но не было в нём и Зелерины…
Только к вечеру этого страшного дня вернулся в Гиблую падь её несчастный князь. За один-единственный день он превратился из зрелого мужа в дряхлого старца. Борода его поседела, взгляд погас. Неверной поступью он прошёл через город и без единого слова затворился в своих покоях. Воины, вернувшиеся с ним, виновато прятали взоры и хмуро молчали.
На следующий день все кони вернулись в город… Но не вернулась княжна, ни в этот день, ни через месяц, ни через год…
И по нынешний день в скорбном замке некогда Грозной, а теперь называемой всеми Гиблою пади согбенный от горя старец, князь Мелхидор, оплакивает златовласую отважную Зелерину, бросившую вызов неведомой силе и погибшую в схватке неравной, — и не может утешиться… А в жутком Туманном логе и поныне клубится туман…
Глава 5. Туманный лог
Горкун умолк. Глаза его, с расширенными бездонно-чернеющими зрачками, смотрели в неведомое пространство, таинственное и пугающее. Юные слушатели его придвинулись поближе к огню, боясь оглянуться на окружающую, словно ожившую от страшной легенды, тьму. Асю начал бить озноб, хотя ночь совсем не была холодной.
— Вы… хотите сказать… — хриплым, пресекающимся голосом заговорил Сергей, остановился, откашлялся, залившись краской смущения за свой, невольно обнаруженный, ужас, и продолжил нарочито громко и резко: — Княжна на самом деле пропала у всех на глазах?!
Купец как-то криво усмехнулся:
— Это, хлопец, самая настоящая быль, даром, что зовётся легендой. Я, конечно, там с ними не был, но ве-рю, — многозначительно выговорил он, — что так оно и было. Потому как сам езжу через Туманный лог… И рассказываю вам об этом ночью только потому, что мы пока по эту сторону Грозной гряды.
В его голосе прозвучало нечто такое, что Ася вздрогнула, а Сергей не произнёс больше ни слова. Белуш вдруг принялся громко хлебать свой чай, расплёскивая его на подбородок и рубашку. Его тоже бил озноб.
— Ладно! — нахмурился Горкун. — Вот, я вас предупредил, а теперь всем спать. Завтра подниму на заре. Спать!
Никто не посмел противоречить ему. Ася рада была укутаться с головой в тёплое упругое одеяло, но о сне не могло быть и речи. Дрожа, она начала молиться, и каждое слово её молитвы было — точно безмолвный крик. «Господи, в помощь мою вонми! — из самой глубины души взывала она, — Господи, помощи ми потщися!» Она не молилась так с тех пор, как на её глазах рассыпалась Тенебра. И помогла молитва. Как будто Некто ласковым утешением коснулся её дрожащего сердца и пообещал, что будет с ней. Девочке стало спокойно и тепло, и она уснула. А спутники её спали уже давно…
Утро почти рассеяло ночные страхи. К тому же среди сборов и обычных хлопот о предстоящих опасностях некогда было и думать. Все наскоро позавтракали остатками ужина, и каждый занялся каким-нибудь делом, повинуясь резким командам купца. Скоро маленький караван уже двигался по каменистой дороге, серпантином поднимавшейся в горы под зелёной таинственной сенью векового леса.
Грозная гряда и впрямь как будто грозила путникам близящейся бедой. Сумрачный лес поднимался стеной по обе стороны узкой дороги, смыкая над нею тёмные ветви, и ветер в далёких его вершинах шумел растущей угрозой. Птичьего пения совсем не было слышно, только время от времени рассыпалась эхом быстрая дробь стучащего по дереву дятла, как будто кто-то отчаянно выстукивал на барабане сигнал боевой тревоги. Скоро вокруг стало совсем темно, порывы ветра то и дело бросали под колёса телег сорванные листья и сломанные ветки, вдали загрохотало раз, другой, — и путники поняли, что их вот-вот настигнет гроза. Однако Горкун и не думал останавливаться и прятаться от неё. Было очевидно, что купец не хотел терять ни минуты. Он только сошёл с облучка и повёл за собой под уздцы испуганного коня. Белуш сделал то же. Дружок, по-прежнему привязанный к задней перекладине второй телеги, испуганно и жалобно поскуливал, опустив и голову, и хвост и прижимая уши. Асе, которая сидела рядом с Сергеем сбоку первой телеги, очень хотелось взять бедного пса к себе на колени, но она не смела даже и подойти к нему, зная, что это неминуемо вызовет гневную вспышку купца. Сергей возле неё тоже с жалостью оглядывался назад.
— Надо бы всё-таки остановиться, — тихо сказал он ей, — что будет с Дружком и конями, если начнётся гроза?!
Ася только вздохнула. С Горкуном спорить не приходилось.
Однако им повезло, и гроза, громыхая отдалёнными взрывами, прошла стороной. Горкун и Белуш снова взобрались на облучки и поехали быстрее. Так прошло несколько часов. Путники поднимались всё выше, и постепенно лес начал редеть, открыв их взорам мглистое ненастное небо. Со всех сторон поднимались горы, и иные вершины прятались в серой мгле низких свинцовых туч.