Потерявшиеся в мирах
Шрифт:
К вечеру их маленький караван въехал в красивый городок, утопающий в зелени яблоневых садов. Здесь, казалось, все знали Горкуна, все были его приятелями. Приветствия и вопросы сыпались на него со всех сторон. Хозяин постоялого двора встретил его с распростёртыми объятиями и, поручив своим слугам лошадей, собаку и обе телеги, сразу же провёл гостей в уютную чисто прибранную горницу с накрытым для ужина столом. И вскоре усталые путники уже спали крепким сном…
На рассвете Горкун растолкал невыспавшихся детей, снова озабоченный и деловитый. Однако теперь никто из них не пытался ни приласкать Дружка, ни задавать несвоевременных вопросов, и постепенно купец, как и накануне, просветлел и повеселел. Он оказался настоящим кладезем знаний, и мог без конца рассказывать истории городов и селений, через которые они проезжали. Всюду купца приветствовали с непритворным радушием, всюду его уже ждали стол и ночлег. В общем, путешествовать с ним было очень даже неплохо, если бы не странные перепады его настроения. Скоро друзья заметили, что Горкун разительно изменялся только в двух случаях: он задумывался и как будто смущался, когда заходила речь о Гиблой пади, и страшно раздражался, если кто-нибудь пытался приласкать Дружка, или даже просто приблизиться к нему. Детям, полюбившим весёлого пса, эта странность купца казалась вовсе непостижимой, и они никак не могли привыкнуть к ней. Так прошло шесть дней…
Глава 4. Легенда о Зелерине
Наутро седьмого дня на горизонте показались голубые горы. Они медленно «подрастали» по мере того, как путники приближались к ним, и к вечеру их поросшие лесом громады закрыли едва ли не половину неба. Уже начинало темнеть, когда Горкун съехал с дороги и, взяв коня под уздцы, направил свою телегу прямо по целине к одному ему известной цели. Белуш старательно правил своим конём: он очень боялся угодить колесом в какую-нибудь яму. Дети шагали следом, стараясь запомнить путь. Телега купца въехала прямо в гущу высоких кустов, и их гибкие ветви сомкнулись за ней, словно зелёный занавес. Белуш, соскочив с облучка, заторопился следом, а за ним и Ася с Сергеем, разводя руками длинные ветки, так и норовившие ударить в лицо. К счастью, кустарник скоро кончился, и путешественники оказались на небольшой поляне перед отвесной, заросшей плющом, скалой. Горкун настороженно огляделся, прислушался. Ничего, кроме пения птиц и стрекотанья кузнечиков, не было слышно. Тогда он подошёл к скале и развел ветви плюща. За ними оказалась пещера.
— О! — в один голос восхищённо воскликнули его юные спутники.
Горкун, довольный эффектом, скомандовал:
— Дети, заносите туда корзины с провизией, собирайте хворост и разводите костёр, пока мы с Белушем обиходим коней! Живо, пока не стемнело!
И закипела работа. Сергей и Ася взяли за обе ручки одну из корзин, сняли её с телеги и поспешили к таинственному тёмному зеву. Пещера оказалась не очень большой, со старым кострищем посередине и охапками сена у стен. В глубине её журчал ручеёк.
— Здорово! — воскликнул Сергей. — На этом сене будем спать. Вода свежая есть! Вторую корзину я сам принесу, иди за хворостом, а то и вправду стемнеет, ничего тогда не разглядим.
Так они и сделали. Ася прошла мимо уже освобождённых от упряжи, мирно щиплющих траву под охраной Дружка коней и углубилась в заросли кустов. Чего-чего, а бурелома здесь хватало. Костёр им был обеспечен.
Горкун оказался опытным поваром. В большом котелке он сварил, заправив маслом, такую рассыпчатую и ароматную пшённую кашу, и приготовил на сковородке, на жарких углях, такое рагу из тонких полосок вяленого мяса и овощей, что его юные спутники собрались вокруг дразнящего обоняние костра задолго до ужина. Наконец, он объявил:
— Едим по-походному, прямо из котелка! — и раздал каждому по большой оловянной ложке.
Друзья были так голодны, что чиниться никто не стал. Правда, Ася ограничила себя, ради Великого поста, одной кашей. Сергей, глотая слюнки, пробормотал:
— Для путешествующих поста нет, — и с молодым непобедимым аппетитом набросился на рагу.
— Девонька, а тебе — особое приглашение?! — почти возмущённо взглянул на неё Горкун.
— Спасибо… — она на мгновение растерялась, не зная, как ему объяснить про пост, но потом нашлась: — Я дала такое обещание моему Богу, чтобы Он нам помог… не есть мяса…
— А-а-а… — понимающе промычал с полным ртом купец. — Тогда понятно, — и ухмыльнулся: — Нам больше достанется!
К чаю, который заварили в большом медном чайнике, оказался целый мешок рассыпчатых сахарных сушек. Кружки у купца тоже были большие, толстые, уютные. Теперь уже никто не торопился, все блаженно сидели вокруг костра, прихлёбывая благоухающий чай.
Ася посмотрела на сытое, умиротворённое, довольное лицо купца и решила, что настало подходящее время для беседы.
— Могу себе представить, — осторожно приступила она к расспросам, — сколько вы всего видели в своей жизни, переезжая с места на место!
Она никак не могла привыкнуть обращаться к взрослым на «ты», как здесь было принято. Горкун обычно морщился от этого «вы», но сейчас даже и не заметил.
— Не можешь представить! — самодовольно откликнулся он. — Ведь я с молодых ногтей езжу по свету, сначала — с отцом, потом — сам по себе! Стоит только начать вспоминать — и конца не видать!
— Да разве на свете так уж много всего происходит?! — включился в «игру» Сергей. — Вот хоть эта дорога — ей, наверно, уж сотни лет, и она всё одна и та же?
— Э нет! — попался на его хитрость купец. — Не скажи! Эта-то как раз дорога стала совсем другой за какой-нибудь год! Ожили предания Туманного лога… не к ночи будь он помянут!.. Это раз! Прекрасная Зелерина исчезла, и Грозная падь сделалась Гиблой, я уж рассказывал вам, — это два!.. Забытые боги послали туда своего жреца и возвратились сами — это три…
Он явно хотел продолжать это не очень понятное, волнующее детей перечисление, но тут его перебил Белуш:
— Господин! Расскажи нам легенду о Зелерине, ты, верно, знаешь её лучше других!
— Знамо дело, лучше, я ведь в те самые дни торговал в Гиблой пади. И для меня это никакая и не легенда, а самая настоящая быль. Ну, слушайте… Случилось это в те дни, когда беды сыпались на Грозную падь, как осенью яблоки с яблони в урожайный год… — загадочным тоном выговорил Горкун и оглядел своих притихших слушателей.
Все трое, замерев с кружками чая и затаив дыхание, глядели на него поверх костра во все глаза. Огонь, в который недавно подбросили дров, выхватывал из темноты их юные лица, отражался мерцающим светом в расширенных от подступающей жути зрачках. Довольный вниманием, купец продолжал:
— Сначала выдался засушливый год, и земля не дала жителям Грозной пади и окрестных земель своих плодов. Вскоре в городе начался голод. В пищу пошло всё, что только можно было сварить и проглотить… Немногие продукты, которые редкие купцы довозили до них через другие голодающие города и деревни, стоили целое состояние, и хотя добрый князь Мелхидор не жалел для подданных своей казны и запасов, люди таяли на глазах… — Горкун сделал эпическую красноречивую паузу и горестным голосом продолжал: — Следом за этой бедой явилась другая: в городе разразился мор. Неведомая болезнь стала косить ослабевших людей, точно траву. Стенанья и стоны не стихали на улицах несчастного города. Но этого мало: не зря говорят: пришла беда — отворяй ворота. Соседние князья, прежде боявшиеся непобедимой рати доблестного Мелхидора, теперь решились пойти на него войной. Воистину, ослабленный несчастьем противник — лёгкая добыча трусливых! Но добрые люди предупредили князя о коварных планах соседей. Все мужи Грозной пади, которые только в силах были держаться на ногах, взялись за оружие и приготовились защищать стены родного города. А на дозорную башню древнего замка поднялась, вся в слезах, единственная дочь Мелхидора златовласая Зелерина. Она нежно прижимала к груди сизого голубя с парчовым мешочком на шее. Прекрасная княжна оглядела с дозорной площадки свой страждущий город, обернулась к востоку, простёрла руки к синему небу — и выпустила на волю верную птицу, никогда не забывающую пути к родимому дому. Голубь полетел к наречённому жениху Зелерины молодому князю Олдану с призывом последней надежды. Отважный Олдан не замедлил выступить в путь. Солнце зашло и встало только три раза — а славная дружина его уже подъезжала на добрых конях к предгорьям Грозной гряды. Он собирался доехать до перевала и разбить там лагерь. Другого пути через горы к городу его наречённой не существовало, и только тот, кому надоела жизнь, стал бы нападать на отряд бесстрашного князя, укрепившийся в неприступной седловине горного перевала. И всё закончилось бы хорошо, сумей он доехать туда… Но он не доехал…