Потом и кровью
Шрифт:
– Где?
– Ну, вот… Развяжи ленточки…
Честно сказать, стягивающие лиф платья шелковые шнурочки уже были давно ослаблены Сашкой, осталось только потянуть, и…
Эрих и потянул. И восхищенно замер, узрев пред собой оголившуюся спинку баронессы! Белую, с такой нежною шелковистою кожей и трогательными веснушками на плечах… Не удержавшись, юноша погладил плечико своей юной пассии, потом робко поцеловал ее в шею.
Александра фон дер Гольц резко обернулась, уже нагая до пояса – осталось сбросить лишь кринолин.
– О, госпожа моя…
Эрих не верил своему счастью.
– Иди
Между тем внизу, во дворе замка, помощник фогта Франц заканчивал приемку оброка.
– Девять локтей полотна… Что так мало-то?
– Лен плоховато уродился, господин. А я еще бобровыми шкурками добавлю. Вот, вместо пяти – полдюжины!
– Ладно. Пусть будут шкурки.
Наконец остался уже один воз – кибитка. Хозяйка ее, молоденькая смазливая хуторянка, вдруг улыбнулась обворожительно и маняще и так стрельнула глазками, что у парня захолонуло сердце. Стройненькая брюнетка с голубыми глазами… такая, как в сладостных детских мечтах.
– Меня зовут Марго, молодой господин. Я с дальнего хутора.
– С какого именно?
– А вас как зовут?
– Франц. Так с какого же?
– Жарко сегодня, милый Франц… Ведь правда?
Жарко, вообще-то, не было. Наоборот, все небо с утра затянула какая-то белесая хмарь, а с реки явственно тянуло холодом.
Тем не менее ушлую хуторянку это, похоже, ничуточки не смущало. Распахнув черный бархатный жилет, она вытащила из-за пояса веер, томно обмахнулась… и, неловко уронив веер к ногам, наклонилась – так, что взгляд Франца невольно попал в разрез белой льняной сорочки. Весьма глубокий разрез, ничего по сути не скрывший.
Ах, какая у этой девчонки кожа! Золотисто-смуглявая и, верно, шелковистая наощупь… Франц даже покраснел. Видя такое дело, Марго еще подлила масла в огонь:
– Отец впервые отправил меня в замок одну. Я так волнуюсь, так волнуюсь… Послушайте, как бьется сердце!
Схватив потную ладонь юноши, Марго приложила ее к своей груди. Нащупав крепнущий сосок, Франц закусил губу.
– А хотите квасу? – томно, в самое ухо, прошептала девушка. – У меня есть… там, в повозке… Пошли.
Не дожидаясь ответа, гулящая схватила парня за руку, увлекая за собою в кибитку. Франц шел как будто во сне – шагал как тот теленок… или нетель.
– Вот сюда поднимайтесь, мой господин… Ага! Я сейчас опущу полог. Во-от…
– Зачем же полог-то… Ой…
Франц напряженно застыл, почувствовав у своего горла разящее острие кинжала!
– Поклон тебе, парень, от герра Иоганна Гетфильда. Аптекаря из Москвы, – с насмешкою произнес чей-то грубый голос.
– Так герр Иоганн жив? – искренне обрадовался мальчишка. – А я-то думал…
– Ну, вот мы с тобой и встретились, паренек.
Холодное лезвие уже готово было перерезать несчастному юноше горло, однако помешали снаружи:
– Эй, чья это повозка? А ну, живо убирайте ее со двора!
Луч света ворвался в кибитку – кто-то приподнял полог, заглянул… Человек короля Магнуса! Тот, кого называли Анри Труайя!
– Говорю, убирайтесь, живо! А-а-а, и ты здесь, Франц. Они что же, тебя до города подвезут?
– П-подвезут…
Убравшийся от горла кинжал уперся под лопаткой в спину.
– Ага… ну, пусть подвозят… Франц – беги!
Что было дальше, Франц толком не понял. Рванулся, прыгнул, закричал… Ткань кибитки с треском разорвалась, и воины Анри Труайя поразили злодеев копьями! Правда, не всех, самому главному – Акинфию – удалось уйти. Выпрыгнув из кибитки, он бросился не к воротам, как следовало бы ожидать, а к приставной лестнице, ведущей на крепостную галерею, как поступил бы опытный и хладнокровный воин.
Взобравшись на галерею, Акинфий отбросил лестницу носком сапога, бегом поднялся на стену, встал меж каменными зубцами и, не оглядываясь, бросился вниз, в ров.
– Смотрите, смотрите! – на башне закричали стражники. – Прыгает, ага… Ой!
Труайя, конечно же, послал ко рву воинов, однако было уже поздно – злодею удалось скрыться в густых лесах, начинавшихся невдалеке от замка и тянувшихся до самых псковских земель. Еще двое злодеев оказались ранены, Марго же лишь плакала да говорила, что не виновата ни в чем. Ее просто попросили… наняли… просто доставить удовольствие… вот она и хотела… а они…
Раненного в руку злодея – назвался он Дементием – перевязали и увезли в Оберпален, где поместили в подвальное узилище под угловой башней выстроенного еще крестоносцами замка, нынешней резиденции короля. Приближался праздник – день урожая и день святых Флора и Лавра, почитаемых как католиками, так и православными жителями Ливонии.
Флор и Лавр при жизни был каменотесами, однако же их праздник почитался как лошадиный день, особо отмечали его те, кто хоть как-нибудь был связан с лошадьми: кузнецы-подковщики, мастера по конской сбруе, конюхи… ну и всадники, само собой, а всадниками в то время были почти все – другого-то транспорта не имелось!
Уже с утра по городку и окрестностям ездили повозки, запряженные лошадьми, в гривы которых вплели разноцветные ленточки. Катали всех желающих: взрослых – за небольшую денежку, детей же бесплатно, за счет королевской четы. На ратушной площади развернулся рынок, бойко торгующий овощами, фруктами, всякого рода зеленью, дичью, копченой рыбой и всем прочим немудреным, но обильным товаром. Настолько обильным, что весь на узенькой площади не поместился, пришлось организовать еще одно торговое место – недалеко от городских ворот на лугу, заросшем ромашками, васильками и клевером.
Рядом с торговыми рядками, под развесистыми вербами расположились и бочки с пивом, сваренным как раз к празднику. Степенно прогуливающиеся горожане, отправив детишек к устроенным тут же, рядом, качелям, неспешно потягивали пиво из больших деревянных кружек да судачили о том о сем, не забывая выпить за своих достойных правителей – короля Магнуса и королеву Марию.
На лесной опушке неподалеку от торгового места играла музыка: лютня, испанская гитара, флейты. Уже танцевали первые пары, но большая часть горожан пока просто слушала да приглядывалась, все знали – самые танцы начнутся уже ближе к вечеру, когда все накушаются пива, выпьют вина.