Потомки Нэнуни
Шрифт:
Юрий прикинул: саженей сорок, можно свалить наверняка. Выбросил ногу из стремени, готовясь спрыгнуть и стрелять. Но Платону показалось, что далековато, и он рявкнул:
— Не стреляй, скачем поближе! — Огрел нагайкой Соколика и нырнул в овраг навстречу тигру. Юрий послал своего Саиба следом за ним. Но море желтых дубняков мгновенно поглотило охотников, и когда они вынырнули, у дубка уже никого не было.
Подъехал Александр и зашипел:
— Чего не стреляли? Ждали, что вас на три шага подпустит? Эх вы, такой случай упустили! Тигрятники!
Но укорять
После полудня открылась бухта Табунной пади. Лес кончился, и цепочка следов на ослепительном белом снегу стала заметной невооруженному глазу чуть ли не за версту. Судя по ней, стало ясно, что зверь направился в окаймленное кустами ольхи и ивы, замерзшее и занесенное снегом русло речки. Оно змейкой тянулось от моря к горам полуострова.
Охотники съехались и остановились на совет.
Платон прикрыл глаза рукавицей, потом ткнул ею в сторону речки:
— Там она. Мы ее здорово гнали, теперича, верно, спряталась и отдыхает. Смотрите, во-о-на два холма, а речка промеж них пробегает. Я думаю, тигра пока в устье в кустах схоронилась, дальше не пошла. Скачите-ка, ребятки, в обхват, справа и слева. Занимайте обе высотки и ждите.
— А ты?
— Я обожду, покудова вы к ним добежите, а тогда трону потихоньку по следу. Он — от меня, да между вами и объявится…
— Правильно! Шикарный выйдет загон, если только он уже не проскочил холмы, — заметил Юрий.
— Так вы ж там увидите, есть ли выходной след, нет ли. Коли нет, значит, она у нас в мешке. Махнете мне тогда рукой вниз — тута, мол.
Братья поскакали галопом, окружая с обеих сторон прибрежные заросли, и вскоре встретились между холмами. Оба были сильно возбуждены.
— Ну как, не прошел?
— У меня нет, я не мог пропустить!
— Я тоже. Значит, спрятался. Давай вон туда!
Юрий заехал на указанный братом холм, разглядел гарцующего вдалеке Платона. Махнул ему условно: «Здесь, не вышел» — и, спешившись, привязал к дереву коня. Платон поднял руку: «Понял». Съехал на лед речушки и скрылся в кустах.
Юрий осмотрел берданку, заглянул в ствол, — не набрал ли снега. Нет, все в порядке. Поставил на боевой взвод. Сердце забилось учащенно: «Только бы Шурка не заметил тигра первым, не опередил бы…»
И вдруг услышал в русле речки треск. В дымчато-серой полосе тальников и ольховников мелькнуло что-то большое, рыжее.
«Он, наконец-то!» Юрий ощупал оттянутую трубку предохранителя, поднял берданку к плечу. «Надо подпустить поближе, поймать его на прогалине…»
Но что это? Юноша чуть не выронил ружье. Между деревьями явственно промелькнул рыжий конь. А что у него под брюхом? Показалось — под животом у лошади болтаются выпущенные внутренности. «Значит, тигр напал на пасущийся где-то возле речки табун…»
Но как только конь выскочил в редколесье, Юрия сковал ужас: он узнал Соколика! Конь несся с седлом под животом, без седока.
Все смешалось в голове мальчика, но он не потерялся. Вскочил на Саиба и вихрем полетел туда, где минуту назад разыгралась страшная драма. Скакал, а в сознании невольно проносились картины одна ужаснее другой.
Саиб на полном скаку вынес на излучину речки — вдруг Юрий увидел своего любимого дядьку на ногах!
Белый как снег, на котором он стоял, бородач отряхивался и продувал винчестер.
— Платон, ты жив?.. — голос мальчика оборвался, он спрыгнул с коня и шагнул к нему.
— Жив, Юра, жив. Спас, брат, меня Соколик, — несокрушимый артиллерист говорил чужим, осевшим голосом. — Проехал я, понимаешь, по следу шагов триста, все спокойно. Шагает, зараза, ровнехонько посередь речки. Кто ее знал, что петлю загнула? Только миновал излучину, а сбоку как взревет! И летит на меня что молонья. Сообразить ничего не успел, а Соколик как крутанется, да кы-ык даст ей копытом в лоб! Та аж волчком завертелася… А тут подпруга, видать, от долгой езды ослабла, седло свернулось, — я хлобысть в снег! Ну, думаю, сейчас задавит: ружье-то за спиной. Ан нет, гляжу одним глазом, тигра-то вскочила да в сторону. Стало быть, мозги помутились пуще мово, али струсила…
На месте столкновения снег был вспахан, но в сторонке Юрий заметил и поднял порядочный клок тигровой шерсти с кусочком кожи, срезанной острым шипом задней подковы.
Если б этот удар Соколика пришелся не скользом?!
Подъехал Александр, братья виновато переглянулись. Оба понимали: глупо согласились на загон, дело могло кончиться плохо, но в душе были счастливы, что все обошлось сравнительно безобидно. Пострадал только Соколик. Тигр как-то успел прокусить и сильно поцарапать скакательные суставы задних ног.
Охоту, разумеется, на сегодня прекратили и поехали домой. Весь вечер обитатели хутора обсуждали подробности происшествия. Ольга Лукинична давала распоряжения и указания на завтра:
— Наглупили вы седни — больше некуда. Смотрите — устроили облаву, как на козла. Да он же вас сквозь кусты прекрасно видел и понял вашу затею. Ладно, — бог миловал. Завтра езжайте вчетвером, захватите с собой Турунтаева. Может, где придется спешиться, так он будет за коновода. Ты, Платон, подбери ему подходящего коня, а я выдам запасную бердану. Только, чур, больше далеко не разъезжаться, держаться рядом, тогда можно враз пособить в случае чего…
Федоров не торопясь допивал десятый стакан чая, вытирая красным платком мокрый лоб. Он, как всегда, был спокоен и благодушен:
— Ладно, Ольга Лукинична, не беспокойтесь, постараемся завтра охулку на руку не ложить.
— То-то же, а то как бы беда не приключилась. Был бы дома отец, я бы спала спокойно. Ну, ладно, укладывайтесь, подниму всех до света.
Утром Федоров вручил конюху Турунтаеву ружье и выделил рысистого жеребца Золотого. У Соколика за ночь сильно опухли ноги, и Платон заменил его крупным, но довольно ленивым Звездочетом. Братья сели на тех же коней.