Потому что люблю тебя
Шрифт:
А на втором курсе Сергей неожиданно для всех женился на однокурснице Наталье – не самой красивой из его поклонниц, но бойкой, энергичной и талантливой. Друзья пребывали в шоке, подруги были безутешны, а Илария Львовна встретила новоявленную невестку в штыки. Скоропалительный брак не продержался и года, а Сергей с легким недоумением вспоминал потом эту авантюру, затеянную им, скорее всего, для доказательства собственной взрослости и самостоятельности. Какая там взрослость! «Муж – объелся груш», – долго дразнила его мама, которая вздохнула с облегчением, избавившись от Натальи, а «граф Парис» с новыми силами ринулся в водоворот страстей.
Алымов окончил училище в девяносто первом – начавшаяся перестройка порушила все его честолюбивые планы, и пришлось пойти в тот
А потом он встретил Дару. На самом деле ее звали просто Дашей, Дарьей, но имя Дара казалось ей более выразительным. Яркая голубоглазая блондинка, темпераментная и очень сексуальная, она к тому же прекрасно пела и танцевала. Познакомились они на съемках в Польше, а поженились во время работы в сериале, куда именно Дара его и затащила. Алымов плохо понимал, как это произошло – очевидно, у него совсем снесло крышу на почве неожиданного, невероятного, просто бешеного успеха, который обрушился на него в Польше после выхода фильма «Крестоносцы» по роману Генрика Сенкевича. Сергей играл одну из главных ролей, и афиши с его портретом висели по всей Варшаве.
Только потом он осознал, что в их отношениях с Дарой не было ничего человеческого – один яростный секс. Хотя, что скрывать, на первых порах его это вполне устраивало. Анализируя прошедшее, Сергей догадался, что Дара просто сделала на него ставку. Но вся слава Алымова так и осталась в Польше – в России этого фильма никто не видел. Роли Дориана Грея, а потом Вадима Дульчина из «Последней жертвы» Островского принесли ему известность в театральных кругах, но в кино самой серьезной работой Сергея так и оставалась «Капитанская дочка», где он сыграл Гринева, хотя мечтал о Швабрине.
Дара очень быстро поняла, что промахнулась: Алымов никогда особенно не гнался за деньгами, не любил светскую жизнь и вообще оказался довольно скучной личностью. Она, конечно, пыталась его переделать, и на первых порах у нее даже получалось – гораздо лучше, чем у Алымова, который наивно предполагал, что сможет как-то «развить» и «воспитать» эту провинциальную девочку. Между ними было лет восемь разницы, но казалось – целое столетие. Поначалу Алымова забавляли и чудовищный лексикон Дары, и дремучее невежество, и немереное честолюбие, а постоянное вранье и цинизм казались только маской, которая прикрывает нежную и ранимую душу. При ближайшем рассмотрении никакой души не оказалось вообще.
В том самом судьбоносном сериале Сергей начал сниматься с интересом, но довольно скоро понял, что он из разряда постановок, которые Фаина Раневская называла «плевком в вечность» – с такой развесистой клюквой из жизни российской аристократии начала девятнадцатого века он столкнулся впервые. Продюсеры были американцами, и их абсолютно не волновало, что русские девушки того времени не завязывали волосы в «конский хвост» и не размахивали руками, как ветряные мельницы, а мужчины не надевали к фраку сапоги со шпорами. А что говорить о диалогах, да и о самом сюжете! Но деваться Алымову было некуда – контракт есть контракт, поэтому он постарался внести хоть немного здравого смысла и профессионализма в этот бред невежественных дилетантов. В результате его герой – второстепенный злодей – как-то очень быстро выдвинулся на первый план: продюсеры оценили харизматичность, эффектную внешность и несомненный талант актера, так что сценаристы стали развивать рождающийся на ходу сценарий в нужном направлении. Через пару серий герой Алымова благополучно избавился от главного злодея и занял его место, а заодно и персонаж Дары – молоденькая горничная – получил несколько лишних сцен.
Сергею было неловко перед мамой, которая чем дальше, тем больше недоумевала, ужасаясь многочисленным ляпсусам фильма, и приставала к сыну с вопросами, на которые у него не было ответов: он уже устал ей объяснять, что деньги теперь решают все – раз продюсеры так хотят, значит, так и будет. А деньги были большие! Они
– Дара, о чем ты говоришь? Какой из меня мент? Да зрители умрут от смеха.
– Не умрут. Пипл все схавает. А тебе давно пора расширить сознание, а то заплесневел совсем: плащи и шпаги теперь не актуальны.
И он согласился – почему бы действительно не расширить сознание? На съемках этого ментовского сериала они и развелись: оказалось, что режиссер дает указания актрисе не только на съемочной площадке, но и в постели.
А ведь Алымова не предупреждал только ленивый, начиная с самой верной, но безумной поклонницы: звали ее Анфисой. Когда-то она работала у них в театре в костюмерной, но потом уволилась. Никто не знал, чем и как она живет, но каждую весну и осень Анфиса появлялась в театре, пытаясь опять устроиться на работу. Ее конечно же не брали, хотя у бедной женщины руки были просто золотые. Алымов старался не попадаться у нее на пути, потому что избавиться от Анфисы было трудно, а выслушивать каждый раз ее многословные комментарии к собственной жизни не хотелось: и снимается он не в тех фильмах, и женщин выбирает ужасных, и на последнем спектакле совсем не старался, а играл через силу… Хвалила Анфиса редко, и Сергей, удивляясь сам себе, с трепетом ждал ее похвалы – безумная тетка, конечно, но вкус у нее просто безупречный. Но в этот раз Алымов просто не стал вникать, почему ему не следует жениться на Даре – сунул Анфисе денег и позорно сбежал под ее громкие крики: «Ты пожалеешь, пожалеешь! Она всю кровь из тебя выпьет!» Даже дед, который никогда особенно не встревал в личную жизнь внука, поскольку сам был не без греха, и тот не удержался. Пожалуй, между ними никогда еще не было столь серьезного разговора.
– Конечно, не мне бы тебя жизни учить, – сказал старик, раскуривая трубку. – Вряд ли ты послушаешь, но все-таки скажу. Понимаешь, в каждом из нас много чего намешано, и хорошего, и дурного. Есть женщины, которые способны вознести нас к небесам. А есть такие, что бросают в бездну. И подняться бывает трудно. Так что подумай. Это я возвышенным слогом изложил, а попросту говоря, есть женщины, а есть б…и. А твоя еще и стерва. Неужели сам не видишь?
Потом, когда все закончилось, Алымов не раз повторял себе слова деда. Каким наивным глупцом он оказался!
Когда он вспоминал, что говорила и делала бывшая жена, его передергивало от отвращения. Он не понимал, как сам мог участвовать в дурацких гламурных фотосессиях, давать идиотские интервью, которые потом журналисты еще и перевирали; как мог шляться по бесконечным светским тусовкам и разгуливать по красным ковровым дорожкам доморощенных кинофестивалей, куда Дара выводила его, словно породистого пса, увешанного призовыми медалями! Конечно, они были блистательной парой. Алымов иной раз случайно натыкался на собственное изображение в глянцевом журнале – смокинг, голливудский оскал, рядом – Дара, ослепляющая красотой и блеском бриллиантов от Сваровски. Первая их грандиозная ссора случилась из-за рекламы, в которой он категорически отказался сниматься. Сначала он решил, что это шутка, и рассмеялся:
– Ты хочешь, чтобы я снимался голым? В рекламе мужского парфюма? Ты что, совсем с ума сошла? Да я даже в девяностых в рекламе не снимался!
– Не звали, небось, вот и не снимался. А что такого? Самую красоту они прикроют, а жаль. Не понимаю, чего ты стесняешься? Ты, конечно, уже не мальчик, но тело у тебя – просто супер! Высший класс!
– Я не проститутка, чтобы торговать своим телом.
– Да ладно! Можно подумать! Актерство – самая бл…ская профессия. Главное – подороже продаться. А там такие деньги предлагают.