Потрясающая мерзость

Райбер Влад

– Так сколько с нас? – спросил парень.

– Денег не надо! – ответил дядька.

– Мы же договорились, что вы отвезете его на свалку! – сказал Сева.

Дядька расплылся в улыбке:

– Ну зачем на свалку такую хорошую вещь?

– Это опасная вещь! – ответил парень.

– Не волнуйтесь. С техникой я на «ты»! – уверял его грузчик.

Сева махнул рукой:

– Хорошо, забирайте. Делайте, что хотите!

Он не помогал ставить холодильник на тележку – дядька справился и в одиночку. А потом поблагодарил хозяев

и исчез за дверью.

Брат и сестра напряженно слушали, как колеса тележки стучат на каждой ступеньке. Потом хлопнула дверь подъезда.

Уже решив, что все закончилось, они расслабились. И вдруг с улицы раздался крик:

– Ай!

А затем глухой удар. Сева и Настя в ужасе переглянулись и выбежали на балкон. Грузчик лежал под холодильником – он рухнул на него при погрузке в фургон.

Лицо дядьки было неподвижным. По асфальту растекалась кровь. Врачи скорой помощи не успели его спасти. Этот мужчина стал последней жертвой проклятого холодильника…

Что с тобой, папа?

Отец всегда был здоровяком, склонным к полноте, но работа держала его в форме. С молодости и всю последующую жизнь он трудился на железной дороге, перецеплял вагоны. И каждую смену только и делал, что шагал из одного места в другое. Поэтому размеры его тела всегда оставались умеренными: сильные руки, мощные ноги и слегка выпирающий живот. Этакий цирковой силач.

Отец всегда говорил, что работа – это его лекарство от всех бед. Но они его нагнали, когда пришло время выходить на пенсию. По началу мой старик не выглядел слишком расстроенным. Наоборот, он рассказывал, что у него появится время заниматься чем-нибудь интересным.

Его всегда восхищала моя любовь к чтению, и он говорил, что тоже хочет взяться за книжки. Однако, когда такая возможность появилась, отец сказал, что это вовсе не так увлекательно – глаза быстро устают…

И тогда батя всерьез занялся обжорством. Я не сразу обратил внимания, как много и часто он ест.

Мы жили вместе, но проводили время в своих комнатах и редко друг друга беспокоили. Лишь месяц назад я заметил, как он изменился.

Его привычная клетчатая рубашка, которая раньше сидела свободно, теперь была натянута на располневшем теле. Казалось, пуговицы вот-вот не выдержат и отлетят. Лицо отца округлилось, щеки стали как два беляша. Холодильник быстро пустел, а мусорное ведро каждый день заполнялось доверху.

Он ел что-нибудь всякий раз, когда я возвращался домой.

Однажды вечером я заглянул к нему в комнату, а он уплетал большой шоколадный торт. Не нарезанными кусочками, а просто черпая ложкой, будто кашу, и шумно прихлебывал чаем.

– Пап, извини за замечание, но мне кажется, что ты стал слишком много есть, – сказал я.

Он поднял затуманенный взгляд и произнес:

– Знаю! Но не могу придумать, как еще отвлечься от мыслей.

– От каких? – спросил я.

Тогда он мне открылся. Оказалось, что занятый работой, папа ни о чем не думал, кроме своих задач, а теперь размышлял обо всем сразу. О прошлом и будущем, о настоящем, в котором практически ничего не происходило.

Даже когда отец просто сидел в кресле, уставившись в стену, его мозг работал на полную катушку.

– Я не могу остановиться думать. Вот смотрю на обои, вижу, как линии переплетаются, образуя всякие узоры, и думаю, думаю, думаю, – бормотал он, словно разговаривая сам с собой. – Почему линии переплетаются именно так? А не по-другому? Какая разница, какой узор? Но он мог быть другим.

Я не понимал, что он имел в виду. Для меня это были просто обои, а для него – некое зрелище, заставляющее думать о его бесконечных вариациях. И одновременно о бесполезности своих размышлений.

Сверху доносились громкие голоса. Соседи затеяли ссору. И отец тут же принялся думать вслух:

– Зачем они так ругаются? Почему не могут жить мирно?

Я нервничал, поэтому ответил грубо:

– Пап, их двое, а ты не можешь ужиться сам с собой.

Отец ответил:

– А ведь ты прав! Да! Я не могу ужиться сам с собой в своей голове!

Похоже, он, вечно погруженный в дела, просто не научился контролировать потоки мыслей во время одиночества. У него за всю жизнь не было такой возможности.

В комнату влетела муха. Отец взял мухобойку, дождался, когда насекомое сядет на стол, и прихлопнул его.

– Зачем они так бесцельно тратят энергию? – говорил старик, глядя на убитую муху. – Какой в этом смысл? Она просто летала в пустую, выписывая круги по комнате. Зачем? У нее нет цели, нет задачи, нет ничего.

Я не знал, что ему ответить. В его глазах читалась не просто грусть, а глубокое отчаяние. Он не мог сидеть один на один со своими мыслями. Они его мучили и не давали покоя.

– А ведь я никогда в жизни не задумывался, что убиваю мух только потому, что они меня раздражают, – сказал он, положив мухобойку на тумбочку. – Но зачем я сейчас об этом думаю? Какой-то вечный бред в голове.

Вот почему отец старался хоть чем-то себя занять и попросту заедал свои угнетающие мысли.

Он приходил из магазина, таща за собой здоровенные сумки, битком набитые продуктами.

Колбаса, сыр, хлеб, сдобные булки, пельмени, вареники, майонез, сметана, шоколад, консервы, чипсы, газировка, мясо и прочее.

Батя просто хватал с полок все, что видел, приносил домой и съедал почти сразу.

Он ел, даже когда готовил. Помешивал густой бульон в кастрюле и пихал в рот плавленые сырки. Один выпал из скользких пальцев и шмякнулся прямо на пол. Папа молча поднял его и уже нес ко рту.

– Фу! Бать, ты что, хочешь это съесть? На него же прилипла пыль! – остановил его я.

Отец покрутил кусок в руке и внимательно осмотрел.

– Тогда это проблема пыли! – ответил он и отправил сыр в рот, даже не отряхнув.