Потусторонний батальон. Том 2. Война за дружбу
Шрифт:
Тепло на душе вмиг испарилось, оставив лишь сгущающуюся тьму.
– Помочь, – повторил негромко стрелецкий чин. – Тварей своих уймите для начала, а то от них вреда больше, чем пользы.
– Каких тварей? – играя желваками, спросил Яробор, потихоньку вскипая.
– Ваших, – прямо в глаза богу посмотрел начальник штаба.
Яробор скрипнул зубами. Недобро разговор пошёл, но раз сам назвался в помощь, не вертать взад слова, разгребать суть незадач надобно. Он сделал шаг вперёд, схватил человека за ворот и зло процедил.
– Сей
«Всех по порядку обойти надобно, всех подопечных, – думал Яробор. – И начать с Поседня, уж коли он самый главный после хозяина. А если поклёп пустой на них, то вырву язык этому наглецу».
В тот же миг белая молочная пелена всклубилась за спиной лесного бога, и он, не разворачиваясь, шагнул туда, утаскивая воина. Сквозь белесое марево, быстро растаявшее, проявился огромный шатёр, рядом с которым стояли на чёрных колёсах большие походные печи. Несколько баб-поварих, одетых в белые одёжки, толпились у входа в шатёр, испуганно прячась друг за друга, и держа в руках кухонные ножи и большие черпаки. И прятались они от чего-то, что было в этом шатре.
Начальник штаба, согнувшись в три погибели, сглатывал слюну от подступившей дурноты. Не любит туман людишек, наизнанку выворачивает.
Яробор при виде этого легонько улыбнулся. Пусть помучается, наглец.
– Что девоньки? – зычно спросил леший у поварих, – чего испужалися?
Бабы разом взвизгнули и, подскочив на месте, развернулись.
– Там медведь в столовой! – сразу начала причитать одна из них, тыча пальцем на шатёр. – Здоровый такой. Страшный.
Они все посмотрели на Яробора как-то с надеждой и благоговением. Он приосанился, уже и забыв, каково оно, быть богом. Лепота. Внутри снова стало теплеть.
– Расступись, девоньки, – сдвинув парчовую шапчонку на затылок, ответил он и шагнул внутрь, потянув стрельца за рукав.
Пологи шатра пред ним сами собой раздвинулись. Вход был невысок и пришлось немного пригнуться, а потом глазам предстало зрелище.
Среди сдвинутых и уроненных обеденных столов и лавок, прямо на тканом полу сидел Поседень. Старый бер сгрёб в кучу жестяные кубышки с синими узорными боками и поочерёдно поднимал их, протыкал когтём, а потом лакал длинным алым языком белую тягучую жижу, похожую на сливки молочные. Он делал это с таким самозабвением, что даже не обратил внимания на вошедших. Его язык быстро-быстро облизывал кубышку, а когда кончалась, он тянулся за следующей. Яробор смотрел, как он опорожнил две такие жестянки, прежде чем заговорить, но сначала глянул на скисшего стрелецкого чина.
– Ты что творишь, дурень? – позвал он медведя.
Бер замер и поднял взор. Тягучая жижа струйкой потекла по морде и стала капать на тканый пол.
– Лакомлю сябя, – клокочущим басом ответил Поседень, облизав морду, а потом наклонившись к полу и принюхавшись к небольшой лужице. – Сие оне кличут сгущёнкой. Я такого отродясе не яствовал. Страсть как сладка. Как мёд, токмо молочный. Ты отведай, сам не оторвёшься потом.
– Ты всех баб распугал, дурень, – снова произнёс Яробор, пропустив мимо ушей предложение пробы.
– А пошто оне пужаютися мя. Я же не трожу никого из них.
– Да уж больно ты люто выглядишь.
– Мне этага яства хватит для полюбовного мира и дружбы с этими бабами. Неча меня пужаться. Я теперя от их кухни ни на единый шаг не уйду. Пущай обвыкнутися теперя.
Яробор вздохнул и поглядел на воеводского помощника. Стыдно ему стало за мысли о клевете. Пусть и не безобразничает бер, но девок испугал.
– Твоя правда, – выдавил он из себя, – но не со зла он. Что с него взять, с этого старого сладкоежки.
– На довольствие поставим, – тихо ответил стрелец, – подкину начпроду головняк. Но там ещё проблемы.
– Веди уж, – промолвил Яробор, печально вздохнув.
И они вышли из шатра. Сзади послышался сдавленный стон сдерживающего дурноту человека, ибо туман лесной бог призвал прямо на выходе, и из шатра они вышли на широкую поляну, где стояли большие жестяные не то сундуки, не то амбары, окружённые забором из проволоки. Только проволока была не простая, а колючая аки ежевика. В такую влезть – мало не покажется.
Меж двух изгородей стоял стрелец, вооружённый скорострельной пищалью.
Вышли они из тумана, однако не на саму полянку, а чуть в стороне, за плотными зарослями ивняка. Отчего Яробор немного приподнялся, вглядываясь в эту огороженную поляну. Всё было без изъяна. Стражник жив, изгородь цела, разве что рядом болотница стояла. Но она безвредная совсем. Ну, строит глазки воину, так и тот не против, а даже рад лясы точить с бесстыжей нагой блудницей.
– Что здесь не так? – спросил Яробор, резко обернувшись к начальнику штаба, тоже глядевшему на голую девку.
Тот вздохнул и выпрямился, а потом замер и облизал губы. Глаза его заблестели, как у кота при виде мыши.
– Ну… так… – начал он, став водить рукой в воздухе, словно забыл речь, неотрывно глядя на блудницу, – девка.
– Ну и что? – нахмурившись, спросил Яробор. – Эка невидаль, или ты девок не любишь?
– Я? Я не против баб, но нельзя ей здесь быть, да ещё в таком виде.
– В каком?
– А что она голая?! – вдруг взорвался стрелец. – Здесь пост между прочим! Часовой службу нести не может!
– А-а-а… вот оно что, – произнёс Яробор с усмешкой, а потом вышел из зарослей и направился к посту.
Болотница увидела его и попятилась.
– Подь сюды! – громко позвал её хозяин, – Сюды, говорю, дура!
– Яробор, свет очей наших, – всё так же пятясь, промямлила девка и втянула голову в плечи, аки заморская чуряпаха.
Яробор выставил пред собой раскрытую ладонь, и девку, что только ойкнуть успела, сила дёрнула к хозяину. Пальцы сжались на тонкой белой шее, заставив девку захрипеть.