Повелитель императоров
Шрифт:
Так часто они сидели вместе здесь или на трех пнях за воротами.
Криспин оглянулся через плечо на святилище.
— Мы это потеряем. То, что мы здесь сделали. Мартиниан прочистил горло. Надо было кое-что сказать.
— Кое-что уже потеряно.
— Так скоро? Я не думал…
— Не поэтому. Весной… сбили изображение Геладикоса. — Криспин ничего не ответил. Но это выражение его лица Мартиниан тоже помнил.
— Евдрих пытался заручиться поддержкой патриарха из Родиаса, когда возникла угроза вторжения. Отказавшись
Геладикос с факелом был самой последней работой Криспина до того, как он уехал. Он сидел неподвижно. Мартиниан пытался вглядеться в него, увидеть, что изменилось, что нет. Странно, что он перестал понимать Криспина интуитивно, после стольких лет. Люди уезжают и меняются; это тяжело для тех, кто остался.
«Больше горя и больше жизни», — подумал Мартиниан. И того и другого. Документы, доставленные курьером, Криспин все еще сжимал в своих больших ладонях.
Он спросил:
— Этот отказ принес плоды? — Мартиниан покачал головой:
— Нет. Они пролили кровь в церкви, в присутствии представителей патриарха, подвергли их риску. Евдриху еще не скоро удастся вернуть расположение клириков. А в Варене он вызвал большое возмущение, когда уничтожил мозаику. Анты сочли это неуважением по отношению к Гилдриху. Своего рода разграблением церкви.
Криспин тихо рассмеялся. Мартиниан попытался вспомнить, когда в последний раз слышал смех друга в тот год, когда тот уехал.
— Бедный Евдрих. Круг замкнулся. Анты протестуют против разрушений в священном для Батиары месте.
Мартиниан слегка улыбнулся….
— Я тоже так сказал. — Теперь настала его очередь колебаться. Он ожидал более бурной реакции. И немного изменил тему: — Похоже, теперь нападения не будет. Это правда?
Криспин кивнул головой:
— По крайней мере, в этом году. Армия отправилась на северо-восток, в Бассанию. Мы станем провинцией Сарантия, если переговоры дадут результаты.
Мартиниан медленно покачал головой. Снял шляпу, посмотрел на нее и снова водрузил на лысеющую голову. Нападения не будет.
Все мужчины, умеющие ходить, всю зиму были заняты укреплением стен Варены. Они изготавливали оружие, тренировались с ним, запасали еду и воду. После плохого урожая запасать было почти нечего.
Он боялся расплакаться.
— Я не надеялся дожить до этого. Друг посмотрел на него:
— Как ты? Он сделал еще одну попытку пожать плечами.
— Неплохо. Руки беспокоят. Иногда бедро. Теперь в моем вине больше воды. —
Криспин поморщился:
— В моем тоже. Кариеса?
— Очень хорошо. Ей не терпится тебя увидеть. Вероятно, она сейчас у твоей матери.
— Тогда нам надо идти. Я зашел только для того, чтобы взглянуть, как здесь закончили работу. Теперь в этом нет смысла.
— Да, — согласился Мартиниан. Он бросил взгляд на бумаги — Что… что они тебе привезли?
Криспин снова заколебался. «Кажется, теперь
Его друг молча протянул ему толстую пачку документов. Мартиниан взял их и прочел. Не смог сдержать острого любопытства: чтобы вручить эти бумаги, несколько человек долго ждали его в городе.
Он увидел, что это за бумаги. Лицо его бледнело по мере того, как он переворачивал лист за листом, подписанные и скрепленные печатью документы на право собственности. Вернулся назад и подсчитал. Пять, шесть, семь. Перечисление прочего имущества и описание, где его можно найти и получить. Ему стало трудно дышать.
— Кажется, мы разбогатели, — мягко заметил Криспин. Мартиниан поднял на него взгляд. Криспин смотрел вдаль, на лес на востоке. То, что он сказал, было явным преуменьшением, большим преуменьшением. А это «мы» — большой любезностью.
Бумаги, доставленные императорским курьером, одна за другой, удостоверяли право собственности некоего Кая Криспина, художника из Варены, на земли вокруг Батиары, деньги и движимое имущество.
Последняя страница была личным письмом. Мартиниан взглядом спросил разрешения. Криспин кивнул в ответ. Письмо оказалось коротким. Написано в Сарантии. В нем говорилось:
«Я кое-что обещала тебе, если твое путешествие принесет нам плоды. Мой любимый отец научил меня держать царское слово, и бог повелевает мне сделать это. Перемены в пути не меняют сути вещей. Это не подарки, ты это заработал. Есть еще один пункт, который мы обсуждали в Варене, как ты помнишь. Он не включен сюда, и тебе предстоит обдумать его и выбрать самому — или не выбирать. А другие присланные тебе вещи являются, надеюсь, дальнейшим подтверждением моей признательности».
Внизу стояла подпись: Гизелла, императрица Сарантия.
— Кровь, глаза и кости Джада, что же ты для нее сделал, Криспин?
— Она думает, что я сделал ее императрицей, — ответил Криспин.
Мартиниан молча смотрел на него.
Тон Криспина был странным, отрешенным.
Мартиниан внезапно почувствовал, что потребуется очень много времени, чтобы понять, что случилось с его другом на востоке. Многое в самом деле изменилось. Когда человек совершает путешествие в Сарантий, так всегда случается, подумал он. Ему стало холодно.
— А о каком… другом пункте, не включенном, она упоминает?
— О жене. — Голос Криспина звучал равнодушно. Холодный, мрачный тон, памятный по предыдущему году.
Мартиниан прочистил горло:
— Понимаю. А «другие присланные вещи»? Криспин поднял взгляд. Казалось, он с усилием заставляет себя шевелиться.
— Я не знаю. Здесь множество ключей. — Он показал тяжелый кожаный мешочек. — Солдат сказал, что им приказано охранять присланное, пока я не приду, а потом я сам должен о нем заботиться.