Повелитель пустыни
Шрифт:
— Это не мое, — чуть слышно произнесла Джасмин.
— Сегодня будет... торжественный обед, и то, что сейчас на вас надето, не подходит. Так что для вас приготовили вот это.
— Потому что я в гостях? Что ж, если это у вас практикуется, то я ничего не имею против. Иначе мне было бы неуютно в таком дорогом платье.
Заверив Мумтаз, что она вполне довольна, Джасмин спросила:
— Это официальный обед?
— О да. Очень официальный. Попозже я займусь вашей прической, и вы будете великолепны.
С этими словами Мумтаз вышла из
Примерно через два часа после прибытия во дворец Джасмин произнесла:
— Я чувствую себя принцессой.
Она притронулась к браслету, который Мумтаз предложила ей надеть. Ее ярко-рыжие волосы, обретшие необыкновенный блеск благодаря стараниям Мумтаз, волнами рассыпались по спине.
Мумтаз засмеялась.
— Значит, я справилась со своими обязанностями.
— Мне казалось, подчеркивать фигуру не полагается...
Джасмин опустила руку к бедрам. Тонкие нити золота дразнили глаз и, без сомнения, соблазняли.
Мумтаз покачала головой.
— На людях мы сдержанны, это правда. Но законы в Зюльхейле не слишком суровые, просто женщины, как правило, сами предпочитают скромность. А дома, с нашими мужчинами, нам позволяется больше...
Она провела рукой по собственному наряду. На ней были широкие бледно-желтые шаровары, подвязанные у щиколоток, и блуза того же цвета, что и платье Джасмин. Правда, на ее одежде не было сверкающих блесток.
— А это не будет чересчур пышно?
Ей не хотелось переодеваться. Легко можно представить себе, как загорятся глаза Тарика при ее появлении. Может быть, он даже сочтет ее красивой; ведь сама она — впервые в жизни — почувствовала себя красавицей.
— Нет, это будет то, что нужно. А сейчас нам пора идти.
Через несколько минут они вошли в зал, и Джасмин ослепили яркие наряды присутствовавших там женщин. Все разговоры стихли при ее появлении. А через секунду началось оживленное перешептывание. Женщины постарше приблизились к Джасмин и предложили ей присесть рядом с ними на диван. При необходимости Мумтаз вступала в разговор в качестве переводчицы, и в скором времени Джасмин уже беседовала и смеялась с этими женщинами, как со старыми приятельницами.
Прошло полчаса, и напряжение во всем теле послужило ей единственным предупреждением. Джасмин огляделась и увидела стоявшего в дверном проеме Тарика. Она невольно выпрямилась и поднялась на ноги. В зале снова воцарилась тишина, однако на сей раз тишина, исполненная ожидания. Можно было подумать, что все присутствующие затаили дыхание.
А Тарик, одетый в черную тунику и черные брюки, был великолепен. Единственным украшением в его одежде была оранжевая тесьма воротника. Строгий покрой костюма подчеркивал красоту смуглого лица.
Он пересек помещение и взял Джасмин за руку. Взгляд его обжигал.
— Ты как сердце Розы Зюльхейля, — прошептал он, и эти слова предназначались
Не сводя глаз с ее волос, он отступил назад, но она вся пылала так, как, наверное, горят в аду.
— Я хочу задать тебе вопрос, моя Джасмин. — Эти слова были отчетливо слышны в наступившей тишине.
Джасмин подняла голову. Ее взгляд встретил зеленое пламя его глаз.
— Ты прибыла в Зюльхейль по доброй воле. Останешься ли ты здесь, со мной, по доброй воле?
Джасмин растерялась. Тарик уже ясно дал ей понять, что не позволит ей уехать. Так зачем же этот вопрос? Но интуиция подсказывала ей, что не стоит расспрашивать Тарика при посторонних, чтобы не уязвить его гордость и не поставить под сомнение его положение в обществе.
— Да.
Тарик ответил ей быстрой и довольной улыбкой. И вновь он показался ей похожим на хищника, на подкрадывающуюся пантеру. Но тут же его веки опустились и скрыли огонь. Он поднес ее руку к губам и запечатлел быстрый поцелуй на запястье, отчего ее пульс немедленно участился.
— Я тебя оставляю, моя Джасмин... Пока.
И он исчез, а Джасмин осталась стоять и осознавать, что она натворила. Женщины, смеясь, тут же обступили ее и опять усадили на диван. Джасмин только успела перехватить встревоженный взгляд Мумтаз.
— Вы понимаете?..
Возобновившийся гул голосов заглушал шепот над ее ухом. Она кивнула. Подобно кобре, изготовившейся к атаке на жертву, внутри у нее подняла голову тайна ее глубоко запрятанной любви к Тарику. И эта тайна, неотвратимая, словно взгляд змеи, гипнотизировала ее. Джасмин не смогла бы перенести презрения Тарика. Она высказала бы ему все, что чувствует; лишь бы знать, что ему желанно ее возвращение в его жизнь. А теперь — поздно. Слишком поздно. Как же теперь открыть ему правду?
— Джасмин...
Голос Мумтаз вывел ее из задумчивости.
— Когда он задавал этот вопрос...
— Я хотела все вам рассказать, но мне запретили.
— И вы сохранили верность Тарику. — Джасмин сознавала, что ей не в чем упрекнуть Мумтаз; та сделала все, что было в ее силах. — Я думала, что в стране траур.
— Траур продолжался месяц. Но жизнь побеждает смерть. Так считают в Зюльхейле. Наши люди предпочитают радоваться тому, что живут, и не желают присоединяться к ушедшим.
Кто-то незаметно вложил в руки Джасмин тарелку с засахаренными фруктами. Она рассеянно кивнула в знак благодарности, но к угощению не притронулась. Внутри у нее все сжалось. Внезапно ей стало очевидно, почему гости показались ей знакомыми. Все они держались по-царски, всех их отличали манеры, напоминавшие ей о Тарике. Несомненно, все его родные здесь в сборе.
— Вам известно, что сейчас будет? — Правильно поняв гримасу Джасмин, Мумтаз пояснила ей: — Вопросы предшествуют брачной церемонии. Потом — обязательства, которые засвидетельствует кто-то из старейшин. И кончается все благословением, которое совершается во дворе. Пока все не закончится, вы Тарика не увидите.