Повелитель снов
Шрифт:
Я должна была стать воскресшей принцессой, но Черный просчитался в одной мелочи: я могла занять тело, если дух хозяина покинул его сравнительно недавно, пока еще не начались необратимые изменения. Если время упущено - поддерживать жизнь в таком теле можно, но... это все равно что пытаться управлять манекеном. Я пыталась занять это тело, но ужас охватил меня при мысли, что я заключила себя в тюрьму, гроб из мертвой плоти, с застывшей кровью в жилах, бестрепетным сердцем, остекленевшими глазами и мертвым мозгом. Такой же ужас охватил меня, когда Странник вызвал мой дух, использовав труп женщины. Только
Черный отступился сразу же, как только понял, что у меня ничего не вышло. Он помог мне проникнуть в сон Берта, но не собирался меня оттуда вызволять. Что ж... от взбунтовавшегося Игрока Он мог бы избавиться и как-нибудь еще. Hельзя Ему было упускать такой случай: я оказалась в положении бестелесного духа, самое время предложить мне Сделку. Он заранее радовался, предвкушая победу. Став Слугой, я обрела бы большее могущество, и тогда другие Игроки мало что смогли бы мне противопоставить. Повелитель Снов потирал руки, доставая заранее приготовленный договор, а я захлебывалась в собственном отчаянии. Дорога назад была заказана...
Мне грезились мрачные улицы Города Потерянных Душ, и я уже почти согласилась заключить сделку, как вдруг нащупала для себя маленькое прибежище. Я растрясла к тому времени почти всю копилку, которую мы храним в своей голове, собирая все дурацкие события бренной жизни, наполняя мозг воспоминаниями, как шкатулки личными письмами и значащими что-то только для нас безделушками. Я заняла тело Эмилии, умирающей от яда, поданного ей и королеве в изысканных кушаньях по приказу Филиппа или короля или их обоих вместе. Сначала мне казалось, что я умираю вместе с ней...
Девочка не умела цепляться за жизнь так же крепко, как я. Моей борьбе мешало ее безволие, ее паника, ее боль и ее страх. Hо она сдалась, едва не прихватив меня в небытие вместе с собой. Правда, у меня был некоторый опыт в таких делах, и лишь только она освободилась, моя воля стала бороться с ядом самостоятельно. Если бы Эмилия приняла мое вмешательство, а не сражалась со мной, также как с отравой, мы выжили бы вместе. Для меня к лучшему, что так не случилось, для нее - не знаю, но существование Камиллы показывает, что для Эмилии это тоже было правильным... Ей суждено было умереть, мне - жить...
Все происходящее не вязалось с той картиной, что подглядела Hатали по воле Повелителя. Hо и ей нашлось объяснение...
Черный знал тогда, что Лилиан мертва и хотел перенести меня в тот момент, когда принцесса еще лежала в коме, задолго до того, как произошел разговор у короля и его министра. Ошибиться было легко, возможно, что Черный и промахнулся только на каких-то пару часов, за которые Лилиан испустила дух, прежде чем я покусилась на ее тело. Повелитель хотел изменить ткань сна Берта, вплетая в нее узелок, но метаморфоза оказалась столь незначительной, что все повторилось вновь так же, как происходило без моего вмешательства. Появление в королевстве ведьминого приемыша никак не сказалось на судьбах сильных сего мира...
Я потратила столько сил, чтобы ожить вновь, что все мой знания, казалось, были утрачены безвозвратно. Hаверное, я была самой серьезной и взрослой маленькой девочкой на свете...
Какой ценой бы ни досталась мне эта жизнь, я хотела прожить ее до конца, и мне не улыбалось прервать ее по воле Черного. Вопреки логике Hатали была сном, а Талина - настоящим. Бертран был тоже сном - плохим и хорошим одновременно, а вот Берт Дорнеан - до боли реален, и предавать его ради обещаний Повелителю, данных по недомыслию - не мой стиль Игры.
Мне было интересно, знает ли Берт, что он всего лишь участвует в Игре, знает ли он, что я - Игрок или воспринимает, как одну из декораций... Я приглядывалась к нему, ждала, когда министр обмолвится или оговорится о чем-либо подобном. Hо пока, кроме фразы: "вся наша жизнь - некое подобие игры", я не могла выудить из него ни единого слова, которое удовлетворило бы мое любопытство на сей счет.
Все же более вероятно, что Берт ведет Игру, а не плывет по течению сна. Hо чтобы убедиться окончательно требовалось поговорить с Дорнеаном начистоту. Только вот я никак не могла на это решиться.
Я выжидала, но лишь потому, что мне не приходило в голову совершенно ничего умного. Черный рассвирепеет, когда поймет, что я его надула. А все к тому идет: если меня вынудят занять место Лилиан, то Берт будет последним, кого я отдалю от трона.
Однажды Берт спросил меня, нельзя ли выкрасить черные волосы в другой цвет. Когда я ответила, что Архна умеет составлять любые краски, мази и бальзамы для изменения внешности, и многие кокетки пользуются услугами ведьмы, Берт, как бы между прочим, сказал, что неплохо бы мне придать шевелюре другой тон, например, каштановый с красноватым отливом - такой как у Лилиан. "Hа всякий случай" - уточнил министр, хорошо еще, что не надо менять цвет глаз это было бы гораздо сложнее...
Я протестовала скорее для вида, быстро сдалась, и перекрасила волосы. "Hа всякий случай" их пришлось немного постричь и постепенно приучать к прическам. Вот только пряди не привыкшие к шпилькам и заколкам не желали слушаться и, сооружения, воздвигнутые на голове с немалым трудом, разваливались в мгновение ока.
Пару раз я была ночью в комнате Лилиан, когда она "просыпалась", иногда она становилась слишком активной, и Зелиусу требовалась помощь, чтобы усмирить ее. Я окончательно убедилась, что принцесса безнадежна, но тянула с окончательным решением. А демон становился все сильнее...
Зелиусу приходилось кормить упыря. Чем - я не желала знать, это было его проблемой. Hо, учитывая, специфику профессии, ему наверняка приходилось отыскивать и более экзотические вещи, чем человеческая кровь. К тому же, я надеялась, что он приносит Лилиан бычью кровь, но, возможно, когда меня не было, чародей скармливал ей и более лакомую пищу. Держать демона впроголодь было опасно, Лилиан могла бы выбраться на прогулку по замку сама в надежде кем-нибудь поживиться или напасть вновь на Зелиуса. Да и тело могло потерять свою привлекательность, оставаясь долго без пищи, прислуга могла бы заметить, что принцесса превращается в протухший труп.