Повелитель снов
Шрифт:
– С отцом. Так что не видать тебе твоего гонорара, как пионеру-поисковику.
– Ты нашел Дэниэлса?!
– И даже не одного. С пацанчиком четырнадцати лет. Это если фигурально выразиться.
– А не фигурально?
– Чуяло мое сердце простой ответ на сложный вопрос! И он – нашелся. Грешен наш Дэниэлс оказался, хоть и бывший разведчик и действующий миллионер.
– В смысле…
Гнат некоторое время молчал, смакуя эффект, потом сказал:
– Да нормально он ориентирован. Как теперь принято говорить, гетеросексуально. Но в давешний свой визит, когда приезжал с супругой удочерять Аню, отлучился-таки и – соблазнился красотами одной
Нужно признать, что Галя Гейко не отличалась особым добронравием. В смысле… Ну, ты понял. И ответственностью перед подрастающим поколением тоже не сильно тяготилась: отвезла ребенка матушке-старушке в село Отрадное и вернулась к веселой курортной жизни. Жизнь эта для нее закончилась пять лет назад: ехала по серпантинке с нетрезвым кавалером за рулем, с управлением он не справился…
Мама ее, Евдокия Степановна, знала, кто отец внука Леши, но не только не обращалась к Дэниэлсам, вообще – хранила сие в тайне: боялась, отберут у нее внука, увезут в неведомые края, а для нее мальчик – единственный свет в окошке и был, а после гибели дочери – и подавно.
А с год назад захворала Евдокия Степановна крепко и как смогла, так и написала письмо Дэниэлсу в Австралию. А вскоре – померла. Или грамотности она была невеликой, или в адресе что-то напутала, или фамилию выписала коряво – письмо то почти семь месяцев странствовало по Австралии, разыскивая адресата, но – нашло. Содержанием его Дэвид Дэниэлс был и обрадован, и шокирован. И – устремился в Бактрию, придумав благовидный предлог для дочери Ани: возможно, боялся ее ревности, а скорее, того, что все в письме могло оказаться вымыслом, и лучше – промолчать… Чтобы сбылось.
Леша Гейко тем временем оказался в детском доме, но не в Бактрии, а в Дементьевске. Три дня по приезде у Дэниэлса ушло на поиски, а потом он не выдержал и – сорвался в ночь, на такси… И уже в том Дементьевске, будучи в нахлынувших отцовских чувствах и ожидая встречи с единственным сыном… потерял ориентацию во времени и пространстве, что у нас немудрено, особенно ночью… Поскользнулся, упал, потерял сознание… Это я фигурально.
Приехал он ночью, отпустил такси, зашел в шалман, принял там граммов сто пятьдесят пойла – нервы угомонить и отправился искать гостиницу… «Добрые люди» в том питейном и подсказали: дескать, в двух шагах и «пять звезд». Да что пять – все семь!
Выставила его обычная бомжующая шпана: стукнули сзади по голове, обобрали дочиста: ни мобильного, ни денег, ни документов… И оставили лежать на обочине, на травке, а для завершенности художественного образа накрыли какой-то вонючей фуфайкой с сельдью в кармане и обильно полили спиртным.
Проезжающие мимо менты его прихватили и повезли было в «клетку», протрезвляться, но когда гражданин заговорил… Представь, двум нашенским сержантам он на чистом русском языке вещал чистую правду: что он и нигериец, и австралийский миллионер, и бывший сотрудник британской разведки… Притом разило от него портвейном подвального разлива и воблой отечественной, бочковой… Понял, куда его отвезли?
– Догадываюсь.
– Вот. Там он свою правдивую историю повторил с присущей англосаксам логикой и последовательностью: и про Нигерию с Австралией
Его стали уговаривать вспомнить настоящее имя – в активной форме; он оказал активное сопротивление, да еще ругаясь при этом на английском, немецком, испанском языках и африканских наречиях… Вот тогда-то его скрутили накрепко, добавили от души, вкатили лошадиную дозу снотворного и отправили в смотровую палату, не забыв привязать. Дежурный эскулап, не мудрствуя лукаво, написал предварительный диагноз доставленного милицией неизвестного: белая горячка, осложненная навязчивым бредом и галлюцинозом.
Очнулся Дэниэлс через сутки в состоянии бревна, еще через сутки был отвязан, но таблетками закормлен под завязку… Стоит отдать ему должное: разобравшись, где находится, стал вести себя тихо и послушно; сумел вспомнить навыки и, отомкнув закрытую на ключ дверь, проник в ординаторскую, а оттуда отзвонился с опрометчиво оставленного врачом на столе мобильного в Манчестер и поведал кратко, но содержательно своему другу Бобу Шелли о бедственном положении, в коем оказался.
Боб Шелли был скор и оперативен. Уже сегодня в пятнадцать он вышел на меня, в шестнадцать двадцать Дэвид Дэниэлс сидел передо мной в кабинете, в семнадцать тридцать был отправлен домой, оставив расписку, что в случившемся недоразумении никого не винит и претензий ни к кому не имеет. Так что он и встретит Аню. Его сына, Лешу Гейко, я распорядился привезти к девятнадцати. Сейчас – двадцать один пятьдесят. Думаю, через пятнадцать минут произойдет трогательное единение семейства Дэниэлс. Мораль?
– Все хорошо, что хорошо кончается.
– Не-е-ет. Каждый всегда в ответе за все в своем прошлом. И порой ответственность эта настигает человека случайностями – странными и для него необъяснимыми. Которые всего лишь – звено в цепи закономерностей.
…Спустился вечер. Мы сидели с Сашей Гнатюком в его кабинете и прихлебывали крепчайший чай, сдобренный коньяком. Я пересказал ему все события, случившиеся после нашей дневной встречи. И душой особо не кривил: я действительно не видел, как Аскер убрал охранников или застрелил Боброва и Алефа; пистолеты были в руках покойных. Так что… ни подтвердить, ни опровергнуть.
После долгого молчания Гнат спросил:
– Методика… Я думал о чем-то подобном… Но на Альбу не грешил… В городе все ее считали тихой шизоидной стервой, и не больше того… – Генерал вздохнул. – Подмял меня стереотип. Старею. Ты уверен, что методика уничтожена?
– Да.
– И под «полиграфом» все, что мне нарассказывал, повторишь? Это я к тому – чтобы не задерживаться у нас… надолго.
Слово «надолго» прозвучало с интонацией «навсегда».
– Легко. «Полиграф» моя любимая машинка с юности. И поиграться с ней – одно удовольствие.
Гнат покачал головой:
– Кому удовольствие, кому работа. Аскер уже пообщался.
– И что выдала умная техника? – невинно осведомился я.
– Такое впечатление, никаких у него эмоций. И мыслей – тоже.
– Анекдот хочешь? Короткий. Восторженный Моня – бухгалтеру Рабиновичу: «Рабинович, посмотрите, какие звезды!» – «Да… Они это могут».
– Они это могут… – раздумчиво повторил Гнатюк. – Ладно, вопросов к тебе больше нет. Вот только… Рисунки вы действительно сожгли?
– Да.