Повелитель стали
Шрифт:
Пришла пора делать запасы на зиму, приближалось время уборки урожая. Белов с Ларисой засолили почти весь урожай огурцов, вышло больше тридцати трёхлитровых банок. Мясо уже давно кончилось, поэтому хозяин решился на охоту. Не связываясь с кабанами, решил взять пару лосих и мясо закоптить. Такого запаса на троих человек хватило бы до Нового года с избытком. Да и карабин с глушителем надо испытать. Лосей он видел несколько раз в паре километров выше по течению Бражки, там, где осинник смыкался с молодым ельником.
В одно хмурое утро, под моросящим дождиком, двое мужчин в плащ-палатках вышли на берег. Вверх по Бражке Белов ещё не плавал, но в «той» жизни бывал часто. Течение было спокойное, поэтому
В руках старшего родича был карабин с глушителем. Трёх лосей на опушке они увидели почти сразу. Две безрогие самки и телёнок. Близко подходить Белов не стал, остановились в двухстах метрах. Можно было подойти и ближе, лоси не пугались человека. Но для мужчины основным было испытание глушителя. Аккуратно выбрав цель, он решил бить в голову. Выстрел прозвучал неожиданно тихо, самка упала, даже не вздрогнув. Телёнок отпрыгнул, а вторая самка подняла голову и стала тревожно оглядываться. Белов аккуратно выбрал свободный ход спускового крючка и выстрелил ей в сердце. Пуля ушла чуть ниже, и лосиха успела сделать два огромных прыжка в сторону ельника, после чего завалилась на бок. Лосёнка охотник пожалел, хотя, по здравом размышлении, съедят его волки или рысь.
Оставив Третьяка разделывать туши, Белов сходил за тачкой, предусмотрительно привезённой на лодке. Мяса получилось много, поэтому, после быстрой разделки обеих туш, он отправил родича отвезти на лодке большую часть мяса сразу во двор, а сам остался. Вспомнил, что не подобрал стреляные гильзы, и пошёл их искать. Гильзы он решил собирать давно, вдруг получится сделать капсюли. Шарясь в траве, Белов нашёл огромный белый гриб, потом ещё один, потом ещё и ещё. Расстелив плащ-палатку, он забыл про моросящий дождик и до приезда Третьяка собрал ведра четыре белых грибов и пару вёдер рыжиков. Маслята и сыроежки он сразу не брал. Заметил на лице родича удивление и поинтересовался, в чём дело. Парень ответил, что грибы едят только вогулы и чудь, а в Соли-Камской и на Выселках грибы не едят.
– Ничего, парень, – улыбнулся счастливый грибник, – я тебя такими грибами угощу, пальчики оближешь. Никакое мясо не сравнится! Давай, присоединяйся ко мне. Грибы, слава богу, не червивые, можно все подряд резать.
Набрали охотники грибов не меньше десяти вёдер в тот день, попутно присмотрели на следующий день пару грибных мест. Белов собирал грибы с детства, знал массу способов их приготовления, от обычной сушки до маринада и соления, варения, жаренья и тушения. А по видам знал все грибы, растущие в районе Бражинска, в двадцатом веке, конечно, не только указанные в справочниках, но и эндемичные виды, не описанные ни одним учёным. В голодные девяностые годы, во многом благодаря грибам, семья Беловых выжила, не оголодали. Так что, по части грибов попаданец мог заткнуть за пояс любого аборигена, как опытнейший практик.
Грибам Белов обрадовался больше, чем мясу. Сразу по приезде домой, он поручил Третьяку разделывать и коптить мясо, с коптильней тот уже был знаком. А сам разложил в сенях грибы, затопил впервые за неделю в доме печь, а не камин, и сел с женой чистить грибы, одновременно рассказывая Ларисе о грибах и способах их обработки. Остаток дня на это и ушёл. Поужинали они свежими бифштексами с жареными белыми грибами. Ларисе и Третьяку грибы очень понравились, но Белов много грибов сразу им не разрешил, опасаясь индивидуальной непереносимости. Зато сам наелся так, что еле встал из-за стола. Ужинали они впервые в доме, на первом этаже, в закутке у печи. Мастерскую хозяин специально не осветил, и Третьяк ничего не заметил.
Лосиные шкуры Белов хотел выбросить, но Третьяк попросил разрешения их обработать, два дня скоблил и посыпал золой, затем растянул на колышках. Хозяин с женой в это время ещё дважды плавал за грибами и засолил пятидесятилитровый бочонок рыжиков, да сушёных белых получилось четыре коробки. Все трое дважды пропалывали и окучивали огород. В последний раз Белов решил проверить и выкопал куст картошки, получилось целое ведро с куста. На радостях, он сварил борщ с молодой свёколкой и нажарил грибов с картошкой. Вот было пиршество желудка. Устыдившись своего поведения, за последнюю неделю дождей он наверстал дни отдыха. Буквально за день они ошкурили шестиметровые брёвна и за два дня поставили баньку. Заморачиваться печкой Белов не стал, оставил это на осень, навозили с берега большой гальки и выложили очаг, бак для горячей воды в хозяйстве нашёлся. Получилась банька по-чёрному. Крышу на баньке он делал сам, из луба, ну, почти сам. Третьяк только подсказывал, как удобнее, да подавал готовый материал. Банька получилась совсем без железных крепежей, только ушли две петли на двери.
Петли, кстати, заканчивались, остались среди старых запасов две пары старых петель, а магазин далеко. Не просто далеко, а безнадёжно далеко.
Мох для баньки брали с болота возле речки Берёзовки, Белов там ещё в детстве бегал. Почти ничего не изменилось, разве вместо молодых сосенок стояли вековые лиственницы. Попаданца не покидало ощущение, что вот-вот за поворотом появится дорога, а на ней следы автомобиля. Душа запросила праздника. Поэтому на следующий день после постройки бани он решил её истопить. Пока Третьяк растапливал очаг, Белов успел вставить стекло в банное оконце. Оконце получилось достаточно большое – пятьдесят на тридцать сантиметров. Меньшего куска стекла не нашлось, а резать стекло хозяин, всё больше становившийся жутко экономным, не стал. Здесь стекло явно ценится по размеру. Топили баню полдня, Белов даже испугался, что стекло в оконце лопнет от жара. Пока баня отстаивалась, сплавали к речке Берёзовке, наломали веников.
Баня стала праздником для всех. Пусть жар уходил в многочисленные щели, пусть пол и полок были не дощатые, а из струганных жердей, пусть при вздавании от гальки шёл ядрёный рыбный запах, но банный жар ни с чем не сравнить. Парились долго, причём Третьяк оказался заядлым парильщиком, и Белов дожидался его в предбаннике, попивая последний квас. После ухода Третьяка Белов попарил Ларису, которую не пустил мыться при парне, вопреки здешним традициям. Семья семьёй, а выступать в роли Отелло ему не хотелось.
Оттаяв в бане, Третьяк не выдержал и спросил у Белова:
– А когда мы поедем в Выселки?
– Тебе туда нельзя, староста не пустит, – ответил глава семьи, думая про себя: «Ну ребёнок, ещё совсем ребёнок». А вслух спросил: – О Владе думаешь?
– Да, шибко она мне нравится. Забыть не могу.
– Так ведь не пустят её за тебя. Достатка у тебя нет, из Выселков прогнали, дома тоже нет, богатой родни – и подавно.
– А ты? А твоё хозяйство? – с надеждой поглядел Третьяк.
– Я один, родичей нет, детей нет, если умру, отберут всё это у тебя, так? Да ещё должен виру останешься, а то и убьют, чтобы не болтал лишнего. Так? – Он посмотрел Третьяку в глаза.