Повелитель теней
Шрифт:
– Кто еще знает об этом оружии? – спросил Фаррел.
– Из тех, кто имеет значение, только Джекоб Крейн. Но даже ему не известна его истинная ценность. Крейн человек, не способный верить. Он бессердечный негодяй, кто, ничтоже сумняшеся, продал бы родного отца, если бы таковой у него был, – ответил Демьюрел. – Как только он перестанет болтаться у нас под ногами, мы сможем делать все, что захотим.
– Есть тут все же одна мелочишка, которая весьма касается меня. – Фаррелу не хотелось задавать этот вопрос Демьюрелу, но все ж он не удержался. – Что может помешать вам убить меня, как только вы получите эту власть?
– Ничего. Абсолютно ничего. Вы должны просто мне верить, – ответил Демьюрел, вынимая часы из жилетного кармана. – У меня там
18
LATET ANGUIS IN HERBA [5]
Змеи лежали в открытом ящике возле двери, свившись в клубок. В помещении было холодно от ледяного ветра, проникавшего снаружи из-под дубовой двери, и змеи почти не шевелились, лишь изредка какая-нибудь из них поднимала голову и, высунув длинный язык, подозрительно втягивала в себя воздух.
5
Змея затаилась в траве (лат.) – цитата из «Буколик» Вергилия
Кейт, Томас и Рафа некоторое время еще говорили о том, что ждет их, когда вернется Демьюрел. Потом все замолчали, каждый ушел в себя, справляясь с собственными страхами в одиночку.
Кейт попыталась ослабить веревку, которой стянуты были ее запястья, но скоро поняла, что привязана к креслу чрезвычайно надежно. И все же, ощущая свою полную беспомощность, она испытывала все возрастающий гнев, который лишь укреплял ее решимость ни за что не поддаться Демьюрелу. Этот гнев поддерживал в ней неотступную мысль о побеге: или бежать, или, как-нибудь изловчившись, нанести тяжелую, мучительную, неизлечимую рану Демьюрелу в последние мгновения ее жизни. Она соображала, как это сделать, внимательно осматривала комнату, но единственно подходящим оружием могли бы стать подсвечники. Потом ее осенила другая мысль: ведь после того, как Крейн предал их, никто их не обыскал! У Томаса оставался меч варригала, спрятанный за спиной, под одеждой. Радуясь тому, что дети пойманы, Демьюрел и Бидл ничего не заметили. Кейт старалась представить себе, как высвободит свои руки, дотянется до Томаса, возьмет меч и нанесет роковые удары колдуну и его подручному.
Она подергала золоченые шнуры, обвивавшие ее запястья, но они лишь крепче затянулись, врезаясь в кожу. Казалось, стоило ей подумать о бегстве, как шнуры угадывали ее мысли и медленно, точно извивающиеся змеи, все туже и туже затягивали узлы. Только тут она поняла, что задуманный побег может и не получиться.
Томас больше не мог молчать. Долгих два часа он слушал бормотание Рафы, не зная или не понимая, что же он говорит. Томас глубоко осознавал беду, в которой они оказались, и считал это своей виной. Он не должен был довериться Джекобу Крейну. Когда они спаслись из той лощины, он должен был отвести Кейт прямо домой, а не ждать Крейна. Он чувствовал себя круглым болваном, и этот плен, в котором они оказались, был ему наказанием.
По его мнению, самым верным способом спастись было заключить сделку с Демьюрелом, умолять его вернуть им свободу. Конечно же, он не откажет. Демьюрел знал Томаса с младенческих лет. Томас выслушал бесчисленное множество его проповедей, часами, не шелохнувшись, до конца высиживал службы в холодном храме, на самых неудобных скамьях. Неужто викарий способен убить человека, которого знал? Томас откинулся на спинку кресла, его туго связанные руки совсем онемели. Он вдруг понял, что была в Демьюреле одна сторона, тайная, мрачная, жестокая сторона души, которую он скрывал от всего мира. Собственное будущее уже не казалось Томасу таким уж ясным. У него не было никого на свете, кого он мог бы позвать на помощь. Никого, кто ворвался бы сюда и спас его. Он надеялся уже только на то, что виденный им сон окажется правдой, что ему не надо бояться смерти, ибо, уверовав в Короля, он обретет вечную жизнь. Это было его единственной надеждой.
Все это время Рафа смотрел на стену с затаенной улыбкой на лице, сконцентрировав все свои помыслы на Риатаме. В какой-то момент он понял, что Кейт и Томас устремили свои глаза на него и вслушивались в слова, которые он повторял вновь и вновь:
Будь благословенна сила Риатамы,Это он обучил мои руки сражаться.Мое благочестие – моя крепость,Тот, в кого я верую, – моя неприступная башня;Он – мой щит и мой освободитель;Он победит моих врагов прежде меня…Рафа оборвал псалом и обратил глаза на Кейт и Томаса.
– Отвечу прежде, чем вы спросите: это песня для Риатамы, она из его Книги, – сказал он. – Я молюсь, беседую с ним; это помогает узнать его волю.
– И что же он тебе говорит, этот Риатама? Что всем нам предстоит умереть? – резко спросила Кейт. – Если это все, что он сказал, тогда что от него толку; с тем же успехом ты мог бы беседовать с потолком или говорить просто в воздух. – Она сделала еще попытку оторваться от кресла, но веревки лишь глубже врезались в ее запястья. – Это твой Бог загнал нас сюда, ну так когда же он собирается нас отсюда вызволить? – требовательно спросила она.
– Пробовала ли ты когда-нибудь обратиться к нему или твоя злость всегда заполняет твой рот до отказа? – усмехнулся в ответ Рафа.
– Я много раз обращалась к Богу, только он никогда меня не слышит, – заявила она сердито. – Когда моя мама умерла, я каждый день просила его вернуть ее, но этого так и не случилось. Если он Бог, почему же он такой глухой? Или ему дела нет до таких людей, как я?
– Он любит тебя больше, чем ты можешь себе представить, но вера начинается с приятия, с осознания, кто ты, и понимания своей бренности. Вот тогда ты увидишь силу и величие Риатамы. В нашей слабости мы обретем его силу, в нашей бедности – его богатства. Только в нем мы найдем вечный покой и мир. Он самое могущественное существо во всем творении Божьем. – Рафа смотрел на них со светлой улыбкой.
– Но тогда почему ты собираешься умереть с нами вместе, если твой Бог так могуществен? – спросила Кейт.
– Много людей лучше меня отдали свои жизни во имя его, – спокойно ответил Рафа. – Все мы умрем, это неизбежно. Гораздо важнее знать, куда мы отправимся, перейдя Мост Душ.
Рафа видел, что Кейт восстает против его слов. Ее глаза пылали гневом.
– Слова! – выкрикнула она. – Пустые слова, которые ничем не могут помочь, слова придуманного бога. Я не хочу умереть. Я хочу дожить до старости и потом заснуть и не проснуться. И тогда я не буду знать, что случилось или где я буду. Как можешь ты доказать, что он действительно есть?
– Нужно верить, – сказал Рафа. – Одно маленькое зернышко веры. Хотя бы что-нибудь, чему ты доверишься. И поверишь. Тебя слишком долго мучили, ты ослепла от боли. Отбрось это. Позволь тому, кто может принести мир, излечить твою душу.
– Как могу я поверить во что-то, о чем ничего не знаю? – Кейт заплакала. – Мне страшно, мне так страшно. Я просто хочу, чтобы все это кончилось.
Томас чувствовал, как внутри у него все сжимается от горя за Кейт. Они так много разделили всего в их короткой жизни, а теперь он знал, что они останутся вместе и в смерти. Ему хотелось закричать во весь голос: «Остановите это!» Хотелось обнять ее, защитить, как она всегда защищала его. Она всегда была такой сильной. Он почувствовал себя бесполезным, поняв, что он бессилен спасти ее. Всегда именно Кейт находила в себе силы, она ободряла его, помогала выдержать все, следила, чтобы он был одет и накормлен, когда он ютился в пещере на берегу залива. Она приносила ему еду, каждый день вселяла в него волю к жизни.