Повелитель тьмы
Шрифт:
— Дитя мое, — тихо произнес подошедший к ним брат Джером, осторожно разжимая пальцы Элис. — Никто не знает, что с ним произошло. Идет молва, будто он исчез, растворившись в облаке поглотившего его дыма и пламени.
— Охотно верю, — заметила Клер, а сестра Агнесса осенила себя крестным знамением.
— Он не мог исчезнуть таким способом, — лишенным выражения голосом промолвила Элис.
— Мог, — заверил ее брат Джером. — Он вернулся в ту бездну, из которой был взят на землю. Порождение тьмы, он вновь обратился в вечную тьму. Мы никогда больше
— Он не был порождением тьмы, — севшим голосом произнесла Элис. — Он такой же человек, как вы или я.
— Но никто из нас не умеет исчезать бесследно. Перед тем как раствориться в огне и пламени, он произнес заклятие, которое убило лорда Ричарда.
— Сказки, — пробормотала Элис.
— Вы должны посмотреть правде в глаза, дитя мое, — заботливо сказал брат Джером. — Он исчез, и исчез навсегда.
Элис хотелось плакать, но у нее не было слез. Ей хотелось упасть лицом вниз и впиться в землю ногтями, но у нее не было сил и на это. А стоявшие вокруг продолжали смотреть на нее озабоченно и тревожно, словно пытаясь понять, не стала ли ведьмой она сама, жена чародея и мага, могучего повелителя тьмы.
Нет, она не была ведьмой. И Саймон не был колдуном. Он был человеком. Необычным, наделенным могучей силой, порой загадочным, но — человеком. И она так любила его.
Без него мир стал пуст и печален.
Теперь она может снова стать прежней — доброй, тихой, незаметной Элис, такой же, какой она была все предыдущие двадцать лет. Может стать монахиней, сестрой Элис.
Сможет ли со своей опаленной, опустошенной душой?
Она стояла неподвижно, молча следя за тем, как ведет венчание брат Джером, как клянутся в вечной верности друг другу Клер и Томас.
Когда служба кончилась, она нашла в себе сил улыбнуться, обнять сестру и поцеловать Томаса в гладко выбритую щеку.
Потом Томас и Клер отправились в ту комнату, в которой когда-то жили в монастыре сестры, а Элис досталась соседняя. Веселая пара молодоженов плотно прикрыла за собой дверь. Комната Элис была тиха и пуста, словно склеп.
Элис прошла к окну и села возле него, подняв голову к ночному небу. Жизнь ее была кончена. Саймон спас ее и исчез навсегда.
Навсегда.
Элис опустила взгляд на свой плоский живот. А может быть, Саймон остался с ней и живет в ребенке, который вскоре шевельнется у нее под сердцем? Или эта ее надежда тоже напрасна?
Как же сильно хотелось Элис, чтобы у нее остался ребенок от Саймона!
За стеной послышался негромкий стук, а затем — раскат веселого смеха и возбужденный голос Клер:
— Ну же, Томас, давай.
Элис резко поднялась на ноги, не желая подслушивать то, что происходит в соседней комнате. Мысленно пожелала молодым счастья и вышла за дверь.
По двору гулял ветер, шурша опавшими сухими листьями. Сестры-монахини давно разошлись по своим кельям и уснули тихим сном. Где-то в одинокой келье спит и брат Джером. Во всем монастыре не спят сейчас только трое — влюбленная пара молодоженов да она сама.
В ночной тишине вдруг прозвучал
Она присела возле источника на древний ствол поваленного дерева, закуталась плотнее в свой плащ и наконец разрешила себе заплакать.
Слез не было.
Она попыталась вспомнить Саймона, его золотистые глаза, его израненное в боях тело.
Слез не было.
Она попыталась представить долгие одинокие годы, что ждут ее впереди. Если у нее и будет ребенок от Саймона, ей придется отдать его Клер, и та будет воспитывать его как своего собственного. А на долю Элис останется лишь роль заботливой тетушки. Пустая, долгая, никому не нужная жизнь — вот что ждет ее впереди.
Слез не было.
Она подумала о том, что может еще раз выйти замуж за какого-нибудь славного рыцаря. Брат Джером объяснил, что ее брак с Саймоном может быть расторгнут церковью. Она станет свободной. Она забудет о Саймоне Наваррском. Но сможет ли она забыть его?
Слез не было.
Она подумала о том, не уйти ли ей в глухие леса, где можно будет жить в полном одиночестве, питаясь дикими плодами и молясь о спасении души.
Слез не было.
Был лишь цокот копыт, звонко отдававшийся в ночной тиши и наполняющий сердце Элис страхом. Она вскочила, решив бежать, но было поздно.
Прямо перед ней из мрака выросла фигура всадника на огромном, угольно-черном жеребце.
Элис знала, кто перед ней, раньше, чем осмелилась поднять глаза. Она хорошо помнила этого жеребца — огромного, страшного. С ним мог справиться только один человек на свете — Саймон Наваррский.
— Почему ты солгала своему брату? — послышались сверху слова, которые она меньше всего ожидала услышать.
— Я никогда не лгу, — ответила Элис, по-прежнему не поднимая глаз.
— Я сказал ему, что взял тебя — так, как берет женщину каждый нормальный мужчина. Ты отрицала это.
Щеки Элис покраснели, но не от стыда, а от радости.
— Я не лгала, — сказала она.
— Кто же лгал?
— Ты взял меня намного лучше, чем смог бы это сделать обычный мужчина, пусть даже и самый нормальный.
Теперь она подняла глаза и увидела широкую белозубую улыбку Саймона, сверкнувшую в лунном свете.
— Плутовка. Таким, как ты, надо устраивать взбучку, да почаще.
— Я слышала, что мой брат умер. Печальная обязанность заботиться обо мне падает теперь на тебя.
Он помолчал, а затем спросил коротко и просто:
— Ты едешь со мной?
— Куда? — спросила Элис, боязливо посматривая на лошадь.
— На край света. На северные острова, покрытые вечным льдом. Или в самое сердце африканской пустыни. Или в горы. Куда угодно, лишь бы никогда больше не ступать на английский берег.