Повелитель Вселенной
Шрифт:
Она посмотрела направо, где Номалан, жена Джамухи, сидела с Бортэ. Номалан-уджин склонила голову, она, видимо, боялась мужа так же, как, говорят, боялись его подданные. Лицо у нее было маленькое под громоздким головным убором, а ее тело, несмотря на беременность, казалось под халатом худым.
Оэлун подумала, что эта девушка слаба духом. Женщины сплетничали, что Джамуха редко бывал в ее постели и до того, как узнал о ее беременности. Бортэ тихо разговаривала с Номалан, покачивая зыбку с Джучи. Тэмуджин считал мальчика своим. Оэлун не осмелилась бы это оспаривать.
У
Тэмулун ерзала рядом с Оэлун.
— Долго еще ждать? — шепотом спросила девочка.
— Тише, — ответила Оэлун.
Родственник Джамухи вел гнедую лошадь, захваченную у мэркитов, к холму. За ним следовал Хасар, ведя рыжую кобылу с черной гривой.
— Хачун сказал, что Тэмуджин разрешил ему поехать с ним в новый набег, — проговорила Тэмулун. — Я стреляю не хуже него. Почему бы мне не поехать, когда вырасту?
— Не болтай глупости, — прошептала Хокахчин. — Тебя уже просватают, когда тебе будет столько лет, сколько Хачуну — ты будешь готовиться к свадьбе.
Под большим деревом сидели Тэмуджин и Джамуха. Рядом стояли четыре шамана, раскачиваясь и негромко потряхивая своими мешками с костями. У Оэлун закололо в шее. Она гадала, что сказали духи шаманам перед тем, как они назначили время для этого праздника, и что ее сын и его анда скажут сегодня своим людям.
Оба вождя встали, и все собравшиеся между холмом и куренем замолкли. Тэмуджин поднял руку, то же сделал и Джамуха.
— Старики говорят нам, — кричал Тэмуджин, — что когда два человека клянутся быть андами, две их жизни становятся одной.
— Мой анда и я воевали вместе, — добавил Джамуха. — Пора возобновить клятву, которую мы дали в детстве. Мы снова поклянемся на этом месте прямо перед всеми вами.
Мужчины выразили свое одобрение ревом.
— Мы — братья, — сказал Тэмуджин. — Ничто нас не разлучит.
— Мы — братья, — кричал Джамуха, — которые никогда не бросят друг друга. В нас обоих течет одна и та же кровь.
Шаман подал Тэмуджину чашу с кумысом, Тэмуджин полоснул палец ножом, дал крови стечь в кумыс, а потом вручил чашу Джамухе, который сделал то же самое. Джамуха выпил из чаши и отдал ее своему анде, Тэмуджин поднес чашу к губам. Люди у подножья холма потрясали оружием и кричали.
Оэлун дрожала, несмотря на жару. Она чуяла духов, которых призывали шаманы, в широкой тени под кроной дерева. Тэмуджин подозвал брата. Хасар повел к нему рыжую лошадь, а потом вручил Тэмуджину пояс, украшенный толстыми золотыми пластинами.
Тэмуджин вскинул руки с поясом вверх.
— Вместе с этим подарком, поясом, который я забрал в шатре Токтоха Беки, я вновь даю клятву своему анде. — Он надел пояс на Джамуху. — Я также даю ему эту лощадь, на которую тот мэркит больше никогда не сядет. Пусть она умножит табуны Джамухи.
Джамуха махнул рукой своим родственникам. К нему подошел человек с гнедой лошадью и другим золотым поясом.
— Я возобновляю мои узы с моим андой, — сказал Джамуха, — даруя ему этот пояс из военной добычи, взятой в курене Дайра Усуна. — Он надел пояс на Тэмуджина. — И пусть эта кобыла, которую я отобрал у наших врагов, умножит табуны моего брата.
Солнце, сверкавшее на сотнях наконечников поднятых копий, на мгновение ослепило Оэлун, рев толпы оглушал. Оба молодых человека сели на своих лошадей и объехали по кругу вершину холма, а их люди кричали и топали ногами.
— Да не расстанемся мы никогда! — кричал Джамуха. — Те, что идут за мной, вдут и за Тэмуджином. Те, что идут за ним, также и мои товарищи!
— Наши люди едины! — кричал Тэмуджин. — Как едины мой анда и я.
Они спешились, соединили руки и влезли на пригорок. Шаманы пели и били в барабаны. Голоса слились в гортанную песню, а Тэмуджин и Джамуха плясали вместе под могучими ветвями большого дерева.
«Ты знаешь, что это значит? — нашептывал голос внутри Оэлун. — Когда-то я мечтал плясать под этим деревом, как это делал мой дядя со своими людьми». Это говорил с ней дух Есугэя. Хутула плясал под этим деревом, когда курултай провозгласил его ханом, и ее сын делает то же самое, но с Джамухой, как будто оба они претендуют на место Хутулы. Она заметила Даритая среди людей, он был неподвижен и молчалив, а вокруг него кричали и топали ногами.
Выплясывая, Джамуха и Тэмуджин высоко поднимали колени. Ханами оба быть не могли. Одно солнце светит на Небе, только один хан может быть у людей. Оэлун чувствовала, как духи пляшут вместе с двумя людьми под деревом, и присутствует сам Хутула, повторяя старую пляску. Один хан будет править в свое время. Духи предков Тэмуджина, разумеется, будут покровительствовать ему. Она сожжет жир в огне во время пира, чтобы накормить этих духов. Оэлун склонила голову и молилась, чтобы правил сын.
Джамуха сидел под деревом и глядел на залитый лунным светом курень. Все спали, кроме сторожей, всадников, присматривавших за стадами на равнине под скалами Хулдахара, и нескольких отпировавших всадников, ехавших к своим юртам.
Тэмуджин шевельнулся рядом, забывшийся в беспокойном пьяном сне. Трава вокруг была примята пляской. Местами люди выбили ногами траву до проплешин. Две кобылы, которых они подарили друг другу, паслись ниже, охраняемые Джэлмэ.
Теперь они едины, их праздник и пляска закрепили это. Во время пира они участвовали в трапезе, переходя от группы к группе сподвижников того и другого, вместе сидели на почетном месте.
В голове прояснялось. Над большим деревом, которое укрыло их, блестели Небесные Костры. Даритай, дядя Тэмуджина, пел о Хутуле-хане во время их шпеки. Он добавил новый стих к песне. «На Небе, — пел он, — есть солнце и луна». Они будут править вместе, первые среди вождей.
Тэмуджин зевнул и откинул одеяло, которым его укрыл Джамуха.
— Горло пересохло, — сказал Тэмуджин. Джамуха протянул ему чашу. — Когда мы вернулись сюда?
— Перед закатом, — ответил Джамуха.