Повелитель земного предела (Крестный сын Мерлина - 1)
Шрифт:
Мерлин, воодушевленный мыслью о том, что мы движемся в верном направлении, не позволил нам проплыть мимо. Да мы и сами не собирались этого делать, так как сердца наши разрывались от жалости к одинокому беспомощному созданию, и нам тем более хотелось спасти его, потому что зеленый цвет считается у Друидов священным.
Поэтому Мерлин – порой Друид, порой христианин – счел сию находку хорошим предзнаменованием.
Мы подплыли к дереву с намерением подобрать птицу. Когда корабль приблизился, птица расправила крылья и попыталась подлететь к нам, но, отяжелевшая от воды, упала в море и начала тонуть.
Один
Мерлин опечалился, но колдовством тут нельзя было помочь. Мудрец мог раздуть тлеющие угольки жизни в яркий костер, но был бессилен, когда угасала последняя искра. Воскрешать из мертвых он умел не лучше любого другого человека.
Вероятно, предвидя важность сего поступка или из чистой сентиментальности, Мерлин приказал высушить кожу птицы и во время долгих дней странствия смастерил из нее величественный головной убор.
В своих парадных одеяниях, расшитых загадочными мистическими символами, и в этой короне (птичья голова гордо поднята, клюв полураскрыт, словно вот-вот исторгнет призывный клич) Мерлин выглядел тем, кем и являлся на самом деле: истинным Князем Магии.
Все дальше углублялись мы в лабиринты островков, но материка так и не обнаружили, пока не вышли снова в открытое море. Внезапно цвет воды изменился, стал грязноватого оттенка, и вскоре впереди показался низкий берег и устье широкой мутной реки, несущей в море много грязи и ила.
При виде реки мы поняли, что перед нами простирается обширная земля. Но, уже знакомые с обликом одного из ее обитателей, мы не спешили с исследованиями и некоторое время плыли вдоль побережья, наслаждаясь прекрасной погодой. Мы не покидали корабля, хотя не замечали на берегу никаких признаков жизни – ни человека, ни зверя. Лишь стаи птиц сопровождали корабль, привлеченные объедками, которые наш повар выбрасывал за борт.
Мы плыли очень долго и уже начали подозревать, что в движении вдоль берега повернули на юг, обратно к острову Брандона. Тут у нас кончилась вода, и мы стали на якорь, чтобы наполнить бочки.
Повсюду здесь простирались отвратительные болота и бесплодные земли. Вода была солоновата и непригодна для питья. Поэтому мы поплыли дальше, но по-прежнему не видели ничего, кроме соленых топей: ни дыма костров, ни единого следа какого-нибудь мирного племени.
Наконец мы подошли к землям, которые показались нам привлекательней прежних: группы зеленых деревьев свидетельствовали об источниках пресной воды, и в глубину берега вдавалась маленькая бухточка, удобная для якорной стоянки. Итак, мы спустили на воду лодку и отпустили к берегу Гутлака, выражавшего страстное желание отправиться за водой, и с ним десять саксов с бочками и ведрами и нескольких наших людей.
Все они были вооружены, и мы, до сих пор не замечавшие никаких признаков жизни в этих местах, не беспокоились за них. Некоторое время мы наблюдали за тем, как несколько воинов разбредается среди камней в поисках моллюсков, а остальные исчезают за деревьями – и затем вернулись к своим занятиям.
От этих занятий нас оторвали раздавшиеся с берега крики. Искатели моллюсков бежали назад, а за ними по пятам гналась стая разъяренных чешуйчатых
И тут прямо на наших глазах они настигли наших товарищей, повалили их на землю, разорвали на куски и сожрали!
На шум из-за деревьев выбежали остальные люди и в ужасе замерли при виде кровавого пиршества. Я увидел, как Гутлак спешно расставляет воинов-римлян наравне с саксами – в саксонский боевой строй, а затем толпа квакающих оскаленных существ скрыла воинов от наших глаз. Как мы могли стрелять? Наши воины тесно перемешались с врагами.
Один раз в толпе появился просвет, и я снова увидел Гутлака. Истекающий кровью сакс разрубил страшным зазубренным кинжалом голову противника от макушки до самых зубов и, лишившись при этом своего оружия, выхватил топор и принялся наносить им удары направо и налево. Затем толпа вновь сомкнулась и скрыла от нас сакса. Но мы успели заметить, как ужасные острые когти скользнули по панцирю из рыбьей кожи, не причинив Гутлаку никакого вреда, хотя кожаные одежды они раздирали с необычайной легкостью.
Все кончилось очень быстро. Новые полчища существ повалили с болот на помощь сородичам, и остроглазому Марку показалось, что в давке лягушкообразные увлекают куда-то пленного воина – похоже, Гутлака. Но утверждать наверняка Марк не мог, поскольку в этот момент наш трубач заиграл сигнал «Орудия к бою!».
Схватив луки, наши лучники выпустили в гущу толпы тучу стрел, но злобные существа, хоть и не знакомые с подобным новшеством, не обратили на него внимания и продолжали наступать. Конечно, с такого расстояния наши стрелы не могли причинить им большого вреда. Камни же, летящие с берега, достигали палубы: по точности и силе броска руки противников не уступали праще.
Затем с грохотом выстрелил стреломет, посылая в первые ряды противника целый колчан стрел, каждая из которых пронзила по несколько существ разом. Две-три дюжины убитых повалились на землю, а остальные с оглушительным урчаньем и кваканьем прыгнули в воду и поплыли к кораблю.
Мы не стали терять время на подъем якоря – просто перерезали якорный канат и, вспенивая веслами воду, на полной скорости вылетели из бухты. А лягушкообразные преследовали нас, подобно стае дельфинов до тех пор, пока мы не метнули из катапульты булыжник в самую их гущу. Тогда все они ушли на глубину и долго преследовали нас под водой. Наконец, поняв бессмысленность погони, кровожадные существа повернули назад.
Возможно, так бросаться наутек не к лицу римлянину – но в данном случае бегство представлялось наиболее разумным поступком (хотя, возможно, тебе, Повелитель, издалека так и не кажется), ибо останься мы, наш поход на этом и закончился бы.
Мы поплыли дальше вдоль берега, скорбя всем сердцем о погибших боевых товарищах. Потерявший брата Вульфгар обезумел от ярости и отчаянно порывался прыгнуть за борт и поплыть назад, чтобы убивать и принять смерть. Наконец саксы с великим трудом схватили его, исходящего пеной, отвели вниз, сунули ему в руки весло и велели грести. И Вульфгар начал грести, и услышав скрип прочного дерева – забыл за работой свое горе.