Повелитель желания
Шрифт:
Николас ощущал странное родство с ней, этой молодой англичанкой, стремившейся вернуться в Индию, страну ее детства, понимал мучительную потребность сопротивляться жестким рамкам приличии, восставать даже против тех, кто желает добра.
Он знал: он сам был таким. Опершись на руки и откинувшись назад, Николас вспоминал полудикого мальчишку, который десять лет назад появился в поместье герцога. Он дважды убегал из дома деда, пока тот не согласился на его условия: внук пробудет в Англии ровно столько, сколько нужно, чтобы получить образование
Но стоила ли того эта сделка? Десять лет, целых десять лет Николас рвался на родину, пока его дед отчаянно пытался сделать из «маленького араба-дикаря» истинно английского джентльмена.
Однако превращение, увенчавшееся успехом, было чрезвычайно болезненным. Николас был полукровкой, рожденным женщиной, взятой в плен берберским вождем после того, как корабль, на котором она находилась, был захвачен берберскими пиратами. Николас не мог и не желал отказаться от воинственной арабской крови, текущей в его жилах, хотя высокорожденный герцог предпочитал игнорировать происхождение внука. Одни считали Николаса опасным мятежником, другие – язычником. И хотя его родители были мужем и женой, отец мальчика исповедовал иную веру.
Николас в совершенстве овладел тонким искусством разыгрывать аристократа, показывая усталость, скучающий вид, цинизм, лицемерие или умение обольщать. Светское общество охотно принимало его, женщины боготворили, несмотря на смешанную кровь и сомнительное с точки зрения законности происхождение. Самые благородные дамы, объявлявшие, что шокированы его появлением в их кругу, наперебой старались заполучить его в постель, горя желанием убедиться, такой ли он опасный дикарь, как они представляли в собственном, довольно невежественном воображении.
Взгляд Николаса снова упал на девочку. Он уже покончил с этой страной; ее жизнь здесь только начинается. Ей придется нести бремя унылого, одинокого существования, совсем как ему в свое время.
Он испытующе разглядывал мокрое личико. Поток обильных слез уже иссякал, но девочка все еще горевала: дрожащая нижняя губка придавала ей вид беззащитный и настолько уязвимый, что у любого, даже самого равнодушного человека заныло бы от жалости сердце. Николасу страстно захотелось утешить ее.
– У тебя здесь живут родственники? – мягко осведомился он. – Надеюсь, у твоих родителей есть какая-то родня?
Глаза девочки затуманились, и она поспешно отвернулась.
– Два дяди… то есть трое… если считать того, что живет во Франции. Но я им не нужна и всегда буду для них бременем.
При упоминании о Франции Николас почувствовал, как судорожно сжались мышцы живота, однако заставил себя спокойно ответить:
– Тогда я посоветовал бы убедить их в обратном. Возможно, ты сумеешь стать незаменимой для родных и дашь им прекрасный повод любить и ценить тебя.
Девочка повернулась к нему с таким задумчивым видом, что Николас едва не улыбнулся.
– Вытри
Она почти машинально послушалась и, сложив мокрый платок, протянула Николасу.
– Наверное, я должна вернуть вам это… большое спасибо.
На платке были вышиты инициалы его английского имени.
– Можете оставить себе, – покачал головой Николас. – Там, куда я еду, он мне не понадобится.
Незнакомка вопросительно посмотрела на него.
– А куда вы едете?
– Далеко. В другую страну.
Она поспешно встала на колени; лицо озарилось внезапной надеждой.
– Возьмите меня с собой! Пожалуйста. Пожалуйста! Я не стану вам обузой. Поверьте, если будет нужно, я могу стать настоящим образцом хороших манер и пристойного поведения. Честное слово! Прошу вас!
Умоляя первого встречного взять ее с собой в неизвестность, девочка, очевидно, совершенно не представляла всю степень неприличия подобной просьбы. Однако Николас не спешил открыть ей глаза. Отчаяние в ее голосе, в этих огромных серых глазах почему-то заставило его пожалеть о том, что приходится отказывать ей.
Николас медленно поднял руку и нежно, бережно вытер непослушную слезу, упрямо катившуюся по щеке.
– Боюсь, что не смогу этого сделать, – пробормотал он. В этот момент гнедой скакун, до сих пор послушно выжидавший, пока не придет пора отправиться в путь, поднял голову и начал принюхиваться. Обернувшись, Николас увидел маленького темнокожего человечка, появившегося из-за ивовых кустов. На нем была одежда уроженца Индии – полотняная длинная рубаха и шаровары; на голове красовался простой тюрбан.
Заметив его, девочка быстро села, расправляя помятые юбки и снова вытирая платком покрасневшие глаза.
Коротышка, бесшумно приблизившись, поклонился девочке так, что темный лоб едва не коснулся колен.
– Вы ужасно перепугали меня, мисси-саиб. Не стоило оставаться так долго в этом незнакомом месте. Эрвин-саиб скажет, что я не слежу за вами, а потом изобьет и вышвырнет на улицу, да защитит меня Аллах.
Николас ожидал, что девочка начнет оправдываться, но вместо этого она рассудительно, словно объясняя что-то ребенку, ответила:
– Дядя Оливер ни за что не побьет тебя, Чанд. Он никогда не винит тебя за мои проделки.
– Да, но вы опять прятались от меня, – покачал головой индиец и поднял глаза к небу. – Чем заслужил я подобную неблагодарность?
И тут девочка смущенно потупилась.
– Прости. Но тебе не стоило волноваться, Чанд. Со мной ничего не случилось. Этот джентльмен… – Она метнула быстрый, чуть застенчивый взгляд в сторону Николаса. – …был настолько добр, что одолжил мне носовой платок.
Слуга настороженно, словно готовый в любую минуту броситься на защиту подопечной, рассматривал Николаса и, должно быть, удовлетворившись увиденным, поклонился еще раз, прежде чем обратиться к девочке: