Повелитель железа (сборник)
Шрифт:
У Шуры пылали щеки: — Не в малине дело, — он прямо-таки липнет к этой Нинке…
— Нам лучше…
— Слушайте, чего вы добиваетесь цельный день? (Поднимает ладонь к его лицу.) Да, уж — смотрите, прямо неприлично… (Шепотом.) Капитан глядит на нас…
— Едем со мной в Америку.
— Чего? Ну, вы нарочно…
— Ух, зверь пушистый, — говорит Ливеровский выразительно…
— А в самом деле в качестве чего я могла бы поехать в Америку?
— Секретаря и моей любовницы…
— Временно?
— Ну, конечно.
— А то — все-таки бросить Вальку, такого желания у меня нет, я его обожаю… Но я еще, знаете, страшно молодая и любопытная… (Внезапно с тоской.) Обманете меня, гражданин вице-консул?
— Возьмите это… (Он всовывает ей в руку листочек бумаги.) Крепче большим и указательным… (Шура растерянно берет листочек.) — А чего это? Зачем?
— Здесь немножко сажи с воском. Готово. (Берет назад у нее листочек.) Вы поедете в Америку и будете вести роскошную жизнь, — гавайские гитары и коктейли… Но сейчас должны…
— Сердце очень бьется у меня.
— Сейчас — возьмите у Гусева портфель и принесите мне. Поняли: портфель украсть и тайно мне — в каюту…
Шура — шепотом: — Гражданин вице-консул, как же это вы меня котируете?
— Как соучастницу…
— Вы бандит?
Ливеровский, оглядевшись — и ей на ухо:
— Я шпион, агент международного империализма.
(Шура молча затряслась, заморгала, начала пятиться.) — Случайно встретила, и — ничего общего, сами привязались…
— Поздно, душка. — Он осклабился и, помахивая записочкой перед Шуриным лицом: — Не донесете…
— Ей-богу, ей-богу, донесу…
— Знаете — что здесь? (Показывает записочку.) Здесь — ваша смерть. (Читает.) «Добровольно вступаю в международную организацию Ребус, клянусь подчиняться всем директивам и строжайше хранить тайну, в чем прилагаю отпечаток своего большого пальца»… Вот он!
— Аи, — тихо визгнула Шура, взглянув на палец, измазанный в саже, сунула его в рот. Ливеровский спрятал записочку в бумажник: — Успокойтесь, поплачьте, для утешения — флакон Коти… (Вынул из жилетного кармана, сует ей в руки флакончик духов.) Хоть слово кому-нибудь — смерть…
Он отходит посвистывая. Шура дрожащими пальцами раскупоривает бутылочку, всхлипывает. Хлопотливо проходит профессор с пакетом малины:
— Ищу Зину… Представь — малина чрезвычайно дешева, купил одиннадцать кило… (Шура всхлипывает)… Что у тебя за бутылочка?
— Не спрашивай…
— Прости, прости… В тайны личной жизни не вмешиваюсь… Но все же… — запнулся, просыпал часть малины, покашливая, оглядел Шуру. Она припухшими губами: — Ничего не скажу, ничего… Пусть я погибла, ни слова не скажу…
— Гм… Как ты погибла? — Гм… Физически или пока только — морально? Не настаиваю… Но, по-моему, несколько быстро погибла… В то время, когда я… Гм… никак не могу решиться проверить самого себя, — вернее: количество обязанностей перед одной женщиной и количество обязанностей перед другой… Ты очень быстро решилась… Это несколько меняет отношения слагаемых… Гм… Собака, прости, — для уточнения факта… (Сразу — потеряв голос.) Ты отдалась мужчине, насколько я понял?
— Иди к своей Нинке, иди, иди…
Она убежала. Профессор просыпал несколько малины.
С мячиком подбежала Зина.
— Папа, малина…
— Да, малина… Замечательно, что, несмотря на видимую закономерность и порядок, жизнь как таковая есть глубочайший беспорядок… Никакой системы нельзя подвести в отношениях между людьми, то есть — я никогда не могу быть уверен, что А плюс В плюс С дадут нужную сумму, и если ввести даже некоторый коэффициент неопределенности — и тогда все полетит к черту…
— С пола можно есть?
— Можно… Но не подавись — в малине много костей… Зина, пойдем сейчас к маме… Я решил…
Профессор потащил Зинаиду к трапу — на нижнюю палубу. Оттуда навстречу поднимался негр. Схватив Родионова за локоть (профессор крепче прижал к груди пакет с малиной), Хопкинсон сказал негромко и раздирательно:
— Я должен немедленно покинуть пароход… Я хотел сойти на этой остановке, но здесь — ни железной дороги, ни лошадей…
— Ближайшая остановка — завтра утром…
— Тогда я погиб!
— Очень странно… (Профессор подхватил пакет.) Здесь многие испытывают то, что они будто бы должны погибнуть… И некоторые уже погибли… В особенности удивляет торопливость, с которой… (Он задрал бородку и глядел из-под низа очков.) Очевидно, излишек кислорода, а?..
— Ночь! Впереди — ночь! — выкатив глаза, повторил Хопкинсон.
— Я могу быть полезным?..
— Мне нельзя помочь… (Он улыбался, но длинные руки дрожали.) Меня нужно сжечь живым! Убить во мне черную кровь!.. Дорогой профессор. (Он увлек Родионова к перилам… Профессор от волнения уронил пакет, Зинаида всплеснула руками)…
— Папа, ты с ума сошел…
— Сейчас, сейчас, детка, к твоим услугам…
— Дорогой профессор, возьмите от меня известную вам рукопись, ту, что мы расшифровали, — твердо проговорил Хопкинсон.
— Такая ответственность! Нет, нет!
— Я не имею права держать здесь (рванул себя за карман пиджака) счастье целого народа… Я боюсь… Я буду бороться… А если не хватит сил? Я буду преступником!..
Тогда Родионов наклонился к его уху: — Ничего не понимаю…