Повелители драконов
Шрифт:
— Это место — один из постов на границе с кланом Клинохвостых, — услышала я голос Валта над ухом. — Здесь используют специальных драконов. Видимо, они только что пережили нападение — вон сколько тел.
Я нашла лежащих прямо на земле всадников и обычных стражников, которых насчитывалось десятки. Было несколько мёртвых драконов. Их вместе с людьми положили в центр равнины, и тела сжигали в громадных кострищах с рыже — лиловым огнём. Он в считанные минуты испепелит кожу и кости. Страшнее этого огня изрыгали только Древние.
— Почему нет лекарей? — тихо прошептала я, пытаясь отыскать перебегающих
— Видимо, мертвы. За ними уже отправили людей.
Оюн негромко рыкнул, взмахнув крыльями и поднимая клубы пыли и пепла. Я закрыла лицо рукой, почувствовав, как дракон аккуратно приземлился. Нащупав ремень и расстегнув его, я подождала, когда уляжется пыль. Теперь звуки костра, крики раненных и вой драконов стал слышен отчётливее. И кошмарнее.
Оглянувшись, я заметила на седле сумку со всей необходимой помощью — всадники не вылетают без неё. Без разрешения расстегнув, я соскользнула по крылу Оюна. На этот раз на ногах удалось устоять, и найдя в карманах платья плотные перчатки, я заспешила вперёд.
— Куда ты? — услышала я удивлённый голос Валта, который, впрочем, не торопился слезать.
— Делать то, что у меня получается лучше всего, — ответила я, перекидывая ремень сумки через плечо.
— Мешаться под ногами?
— Лечить.
19 Валт
Я смотрел за тем, как Аеста в своём платье садится на покрытую пеплом и кровью землю у одного из раненных всадников. Тот удивлённо взглянул на неё, не став возражать, когда та пристально осмотрела его окровавленную руку, уже находя в моей сумке нужные припасы. И так с каждым. Она ходила по крови, падая на колени в своём платье и рассматривая раненых.
«Кажется, мы что — то упустили…»
Я не нашёл слов, отстегнув ремень и соскользнув с крыла Оюна. Мой взгляд ни на миг не отставал от спины Аесты, что ходила между людьми, забредая всё дальше и дальше, где уже не смогла бы помочь ни нитками с иголками, ни травами, ни бинтами. Я настолько зациклился на ней, что чуть не вздрогнул, когда рядом раздался голос:
— Это ведь не лекарь из города?
Обернувшись, я взглянул на хромающего стражника. Он был моим ровесником, с залитым кровью лицом и перебинтованным плечом. На нём, как и на остальных из патруля, был плотный кожаный костюм с защитным шлемом. Но шипы и когти драконов Клинохвостых пробьют и это.
— Нет.
— Впервые такое вижу…
— Что бы девушка в платье и в туфлях начала ходить по крови и пеплу? — догадался я, невольно соглашаясь с ним. — Я тоже такую картину… впервые застаю.
Встряхнув головой и прогоняя наваждение, я обратился к патрульному:
— Сколько убитых?
— Около тридцати и пять драконов.
— Всадники?
— Десять.
— Значит, ещё пятерых драконов вычитай, — со вздохом ответила я, качнув головой.
Когда погибает всадник, дракон впадает в безумство и умирает вслед за ним. Так что за сегодня мы лишились десятерых драконов. Весьма и весьма плохо — раньше такого не было. Видимо, придётся опять на время засесть в этом месте.
— Что с лекарями?
— Будут только через несколько часов.
— А что были тут? — изогнул бровь я.
— Один мёртв, а
— Чудесно, — сквозь зубы прорычал я. — За это время поляжет ещё тридцать наших. Через сколько яд Клинохвостых действует?
— Через минут двадцать. Но мы были атакованы полчаса назад.
— Понятно. Найди главного — пускай составит отчёт.
Патрульный кивнул и поспешил в здание из серого кирпича в два этажа. Проследив за ним взглядом, я вновь взглянул на спину Аесты. Сглотнув, я всё же зашагал к ней, смотря на залитые кровью тела и землю, на бесчувственные или искажённые от боли лица. И меня уже тошнило от запаха плоти, крови и пепла. Я задерживал дыхание, боясь, что не выдержу, развернусь и улечу на Оюне как можно дальше от этого проклятого места.
Заставив себя смотреть только в спину девушки, я наконец — то дошёл до неё. Та сидела напротив мужчины с раздробленной ногой, что корчился от боли и сипло дышал.
— Ампутируют, — глухо вынес вердикт я, стараясь не смотреть на ужасающую рану.
— В ином случае — да, — кивнула Аеста.
— В ином случае? — переспросил я, вскинув бровь. — У него кость раздроблена! Он ходить не сможет.
— К твоему сведенью, я прекрасно вижу, — раздражённо бросила та, осматривая рану. Я задержал взгляд на её ладонях.
— Почему в перчатках?
Аеста обернулась, взглянув на меня так, словно я сморозил самую величайшую глупость на свете.
— Если на моих руках окажется даже царапина, которую я просто не замечу, то сама буду подвержена заболеванию или заражению крови.
Я почувствовал себя дураком. Вот почему её руки гладкие — она всё время носила перчатки, а я даже догадаться до этого не мог.
Аеста вновь повернулась, и подумав, вдруг сняла перчатки, протянув руки к раздробленной ноге. Однако так и не коснулась её, шумно вдохнув и расправив плечи. Я наклонился, заметив, как под её пальцами разгорается тусклое алое свечение, и тонкая паутинка багрового света потянулась к ноге, полностью её окутав. Раздался неприятный треск, мужчина вскрикнул, и вдруг поражённо замер, прояснившимся взглядом смотря на свою целую ногу.
Черноглазая ведьма поднялась, и не оборачиваясь, зашагала дальше. Я следовал за ней, лишённый мыслей и, смотря, как сломанные и раздробленные кости за считанные секунды восстанавливаются. Те, кто до конца жизни должны были быть калеками, вставали и молча смотрели вслед красноволосой девушке. Той, что ходила от одного раненного к другому, не морщась от отвращения. Той, что могла одним движением завести угаснувшее секунду назад сердце, хотя и не имела своего дракона. Той, которую прозвали черноглазой ведьмой за то, что она совершала невозможное.
Я следил за Аестой, и внутри меня вдруг возрождалось старое, давно утерянное чувство. Чувство восхищения. Оно родилось ещё в детстве, когда я смотрел на других Повелителей и их драконов, когда видел отца верхом на Ярсе. Забытое, ведь с годами мне уже некем было восхищаться. И тут девушка, с глазами полными черноты, на которой я не мог даже пылинку представить, вдруг ходит по пропитанной кровью земле, касается раненых и пачкает почти единственное своё платье.
«Ведьма?»
«Самая, что ни на есть, настоящая…»