Повелители стрел

Иггульден Конн

Веселое расположение духа покинуло Чингиса.

— Я решу после того, как сам взгляну на город. Если они нам не покорятся, уморим их голодом.

Джелме согласно кивнул. Он вместе с отцом приближался к Иньчуаню, чувствовал за собой его тень. Привыкшего к бескрайним степям воина тревожила и пугала мысль об огромном людском муравейнике. И как они там живут?

— Каналы ведут в город, повелитель, — заметил Джелме. — Через туннели с железными решетками. Мне сказали, что их используют для слива нечистот. Может, это и есть слабое место крепости.

Лицо

Чингиса просветлело. Он устал после целого дня в седле. Вначале нужно поесть и отдохнуть, а завтра будет достаточно времени, чтобы спланировать нападение на город.

— Мы что-нибудь придумаем, — пообещал хан.

ГЛАВА 7

По приказу Чингиса молодые воины каждый день кружили у городских стен, испытывая собственную храбрость. Они не роптали, самые отважные даже заезжали в тень крепости, мчались галопом под градом вражеских стрел. Эхо разносило над полями громкое улюлюканье и крики монголов, но за три дня только одному тангутскому лучнику удалось сделать точный выстрел. Да и то всадник удержался в седле, сел прямо, выдернул стрелу, застрявшую в доспехах, и с презрением бросил ее на землю.

Чингис вместе с темниками и нукерами тоже подъезжал к городу, однако никаких соображений относительно взятия у него так и не появилось. Даже устья труб, через которые каналы втекали в город, были защищены железными брусьями толщиной в человеческую руку, вделанными в камень. Чингис подумал, что его воины могли бы пробить лазейку в город; впрочем, даже мысль о том, что придется ползти темными туннелями, претила сыну степей.

Вечером его братья и военачальники собрались в главной юрте — поесть и обсудить создавшееся положение. Чингис был не в духе, но Арслан знал его с самых первых дней восхождения к власти и не боялся говорить без обиняков.

— Деревянные щиты вроде тех, что мы использовали, когда брали крепость, могли бы защитить людей, пока они разбивают решетки, — заметил военачальник, пережевывая мясо. — Вот только мне не нравятся эти странные луки на стенах. Никогда не думал, что они бывают такие большие. Если они настоящие, то, должно быть, стреляют стрелами длиной с человека. Какой урон нанесут они нашему войску?

— Мы не можем стоять здесь до бесконечности, пока тангуты шлют послания своим союзникам, — пробормотал Хачиун. — И двигаться дальше тоже не можем — их войско ударит нам в спину. Необходимо попасть в город, иначе придется возвратиться в пустыню, оставить все, что завоевали.

Чингис с недовольным выражением лица взглянул на младшего брата.

— Не придется, — сказал он, вкладывая в свои слова больше уверенности, чем чувствовал на самом деле. — Их посевы в наших руках. Сколько сможет продержаться город, пока люди не начнут поедать друг друга? Время на нашей стороне.

— Пока мы не причинили тангутам особого ущерба, — ответил Хачиун. — По каналам к ним поступает вода, и, насколько нам известно, в городе полно зерна и солонины. — Он увидел, что Чингис нахмурился, представив себе неутешительную картину, и продолжил: —

Мы можем ждать здесь годами. Никто не знает, сколько армий спешит им на помощь. К тому времени, как в городе начнется голод, подоспеют цзиньцы, и мы окажемся между двумя противниками.

— Тогда посоветуй, что делать! — рассердился Чингис. — Уйгурские мудрецы сказали мне, что в Цзинь все города такие, даже еще больше, если это возможно. Я же уверен: все, что построили люди, они сами способны и разрушить. Вот и скажи мне как.

— Давайте отравим воду в каналах, — предложил Хасар, подцепив ножом еще один кусок мяса.

Все замолчали, и Хасар обвел собравшихся удивленным взглядом.

— Почему нет? Это не наша страна.

— В тебе говорит злоба, — упрекнул Хачиун брата, выразив общее мнение. — А что мы сами будем пить?

Хасар пожал плечами.

— Найдем чистый источник где-нибудь подальше.

Чингис слушал, размышляя.

— Нужно выманить их оттуда, — сказал он. — Я не стану сыпать яд в чистую воду, зато мы можем разрушить каналы — пусть город страдает от жажды. Тангуты увидят, как уничтожают труд многих поколений, и, возможно, выйдут сразиться с нами на равнине.

— Я прослежу, чтобы каналы разрушили, — ответил Джелме.

Чингис кивнул и обратился к Хасару:

— А ты пошлешь сотню людей взломать решетки там, где каналы втекают в Иньчуань.

— Чтобы смастерить деревянные щиты, придется разобрать еще несколько повозок. Семьям это очень не понравится, — заметил Хасар.

Чингис фыркнул.

— Сделаем новые, когда войдем в этот проклятый город. Семьи нам только спасибо скажут.

Внезапно до людей в юрте донесся топот копыт. Он приближался. Чингис замер с куском жирной баранины в руках. Снаружи раздались шаги, дверь распахнулась. Чингис поднял глаза.

— Повелитель, тангуты вышли из города.

— В темноте? — недоверчиво спросил Чингис.

— Ночь безлунная, повелитель, но я был недалеко и слышал, как они разговаривают. Чирикают, словно птицы, а шуму от них больше, чем от детей.

Чингис бросил мясо на большое блюдо посредине юрты.

— Братья, возвращайтесь к своим людям. Пусть приготовятся, — приказал он и перевел взгляд на Арслана и Джелме, отца и сына, сидевших бок о бок.

— Арслан, останешься здесь с пятью тысячами воинов — защищать улус. Остальные поедут со мной.

Он улыбнулся, предвкушая сражение; воины улыбнулись в ответ.

— Мы не будем ждать годами, Хачиун. Ни дня дольше. Пошли к городу самых быстрых дозорных. К рассвету мне нужно знать, что делают тангуты. А потом я отдам приказ.

В стране, расположенной к югу от монгольских степей, осень стояла жаркая, на неубранных полях колосья сгибались под тяжестью зерен и уже начинали гнить. Пока передовые отряды монголов выкрикивали оскорбления вышедшим из-под защиты городских стен воинам в красных доспехах, лазутчики, узнав все, что было нужно, вернулись к Чингису. Они по трое заходили в главную юрту — доложить об увиденном.