Повелители сумерек: Антология
Шрифт:
Кстати, до самой смерти ни один укушенный вампиром человек не испытывает ни малейшего стремления пить кровь ближних и рвать чужие глотки. Ужасы мучающегося сознания придуманы создателями фильма «Голод», а вернее – их нанимателями. Человек, скончавшийся от вампиризма, умирает как от всякой иной инфекционной болезни. А глубокая кровопотеря лишь подавляет защитные функции организма, приводя к стопроцентно летальным исходам.
Как видим, в витальной фазе ничего иррационального с будущим вампиром не происходит. Умершего хоронят, и лишь после сорокового дня в округе начинают твориться мрачные злодейства. Свежая могила стоит как ни в чём не бывало, разве что рыхлая земля не спешит уплотняться и плита, против ожидания, не оседает, а в окрестных деревнях один за другим пропадают люди. Порой обескровленные трупы находят,
Советуют также протыкать кровопийц осиновым колом, однако замечу, что это самый недейственный способ. Мне довелось видеть вампира, которого протыкали колом трижды, но он всё ещё продолжал функционировать.
Казалось бы, вурдалак оказывается подобием зомби, мертвеца, поднятого из могилы чёрным искусством жрецов вуду. Видим даже созвучие между славянским еловом «вурдалак» и афро-ямайкским «вуду»… И тем не менее это не так. Упырей и зомби объединяет только то, что все они – вставшие из могил мертвецы. Зомби не способен к самостоятельному существованию, не умеет питаться и, строго говоря, не обладает даже начатками самосознания, хотя и помнит кое-что из прежней жизни. Зомби, по сути дела, обычный разлагающийся труп, и едва запасы аденозинтрифосфата в его теле подойдут к концу, зомби перестаёт двигаться и даже хозяйская воля не может активизировать его. Вампир система куда более сложная и самостоятельная.
Однако прежде закончим рассмотрение процесса вампиризации умершего. Обращаю внимание тех, кто ещё не ухватил суть проблемы, что инфицирование вампиризмом протекает аналогично заражению любой контагиозной болезнью. Способы борьбы с вампирами также более всего напоминают старинные, тысячу раз опробованные методы обеззараживания. Огонь, препараты серебра, фитонциды чеснока, салициловая кислота из осиновой коры, бензойная кислота, образующаяся при каждении ладаном, ультрафиолетовая часть солнечного спектра – весь этот арсенал мало напоминает оружие, пригодное для борьбы с человеком или хищным зверем, так скорее можно управиться со стафилококком, плазмодием или риккетсией…
Хороша картинка: хищная риккетсия, рыщущая вдоль кладбищенской ограды в ожидании запоздалого прохожего…
И всё же приходится признать, что вампиризм, упырство и вурдалачество – это обычная инфекционная болезнь, бороться с которой должны врачи и фармакологи. Для успешного проведения санитарно-эпидемических мероприятий следует выделить возбудителя болезни или хотя бы уяснить его природу. Сделать это довольно трудно, ибо ещё ни разу в руки эпидемиологам не попадал подлинный вампир. И главное, неясным остаётся вопрос: что за странный латентный период переживает умерший, если позволителен подобный оксюморон, прежде чем тихой лунной ночью вылезет на поверхность в поисках тёплой крови. И вообще, как он вылезает, не тревожа могильной плиты и не взрывая землю?
И здесь следует обратиться к наукам весьма далёким от вампирологии и упыреведения, а именно к палеоботанике и палеонтологии.
Помню свои ощущения, когда я впервые увидал кусок окаменевшего дерева… Передо мной лежала трухлявая колода, полусгнившее бревно, которое, несомненно, можно было проткнуть пальцем. Уж в этом-то я понимал! – во всяком лесу можно без труда найти подобную редкость, и в юности я любил ударом сапога разбивать в прах некогда могучий ствол. Однако когда я подошёл и коснулся древесины ладонью, то ощутил под рукой холодный и твёрдый камень. Дерева не было, оставалась одна трухлявая видимость. За долгие годы каждая органическая молекула, всякий атом углерода оказались заменены кремнезёмом, но при этом образ прежнего дерева сохранился неизменным. Под микроскопом можно было наблюдать клетки, изучать тончайшее
Тот же процесс, но узко направленный и потому занимающий всего несколько недель, происходит и с телом погибшего от вурдалачьего укуса. Прозорливый прозектор, вздумавший искать инфицированные органы в теле упыря, упал бы в обморок, обнаружив, что каждая клетка бывшего тела, все мягкие ткани от гипофиза до аппендикса, заменены на вирулентную биомассу. Относительно неизменными остаются лишь крупные кости, те самые, что обычай дозволял похоронить после перемывания в святой водице.
Итак, резюмируем: вампир представляет собой не живой организм и тем более не сверхъестественное некромантское творение, а колонию микроорганизмов. Как и все гнилостные бактерии bacillum gematofilis анаэробный микроорганизм, в результате чего вампир не может проводить на воздухе сколько-нибудь длительное время и большую часть суток вынужден лежать в могиле.
Замена мягких тканей гнилостными бактериями происходит с точностью, какая и не снилась ювелирам, в результате чего внешний вид покойного оказывается неизменным. Любопытно, что так называемая нетленность, служащая христианам доказательством святости покойника, есть не что иное, как искусственно остановленный процесс вампиризации тела. В присутствии кислорода процесс останавливается и недоделанный вампир почитается несостоявшимися жертвами в качестве святого. Заметим, что все подлинные мощи сильно заразны, касаться их в высшей степени опасно.
Сохранность внешней структуры тела приводит к тому, что вампир может функционировать аналогично живому человеку. Он осмысленно двигается, обладает всеми органами чувств, разговаривает и даже помнит кое-что из предыдущей жизни, ведь не просто внешний вид, но и каждый нейрон его тела повторили микроскопические копировщики. Таким образом, колония микроорганизмов оказывается великолепно адаптирована к окружающей среде. В отличие от бездумного пятна, распластавшегося по чашке Петри, вампир умеет целенаправленно добывать пищу и может в случае нужды постоять за себя.
Вместе с тем отдельные куски колонии обладают куда большей самостоятельностью, нежели части человеческого тела. Когда заботы велят нам оторваться от интересной книжки, мы не можем оставить перед пюпитром один глаз и один палец для перелистывания страниц и отправиться по магазинам в некомплекте. Для вампиров в этом нет ничего сложного, жаль, что они не читают книг, ибо умственные способности их заметно ослаблены.
Этой автономией объясняется практическая неуязвимость вурдалака (лишь фрактура кости может заметно ограничить подвижность могильного жителя), а также способ, которым он выходит из могилы, не сдвигая плиты и не разрывая землю. Оживший мертвец выбирается наружу по частям, а на вольном ветерке собирается в единое целое, подобно собранному джентльмену Амоса Тутуолы. Если почва не слишком плотная, то упырь предпочитает путешествовать под землёй, оставляя за собой горки чернозёма, которые обычно называют кротовьими кучами. Вообще под землёй мертвец чувствует себя вольготно: там мало кислорода, вызывающего отмирание внешнего слоя анаэробных бактерий, нет солнечного света, причиняющего колонии ожоги, нет там озона и фитонцидов, которыми напоён летний воздух. К тому же охотиться из-под земли гораздо удобнее. В вечерней полутьме из-под земли высовывается синюшная рука, дёргает за пятку беспечного прохожего, после чего тёмная масса накрывает упавшего – короткий вскрик, а затем раздаются негромкие хлюпающие звуки, которые никому не дано услышать дважды.
Способность частей вампира к автономному существованию породила множество легенд о том, что якобы вампиры являются оборотнями. На самом деле никаких летучих мышей вампир не продуцирует, всегда оставаясь самим собой. Просто в тех случаях, когда приходится спасаться бегством, вампир может рассыпаться на мелкие части и бежать с поля боя пофрагментно. Знаменитая рука Геца фон Берлихенгена – одного из немногих аристократов, ставших вампиром, так и оставалась обычной рукой (слухи о её железной природе сильно преувеличены). Она могла ползать, перебирая пальчиками, она душила неловко подвернувшихся бедолаг, но, будучи лишённой органов питания (прочие части вампира уже были сожжены к тому времени), не могла воспользоваться плодами своих злодейств и в конце концов погибла от голода.