Шрифт:
1
Мигель Гомес стоял у окна своего кабинета, расположенного на одном из верхних этажей недавно построенного офисного здания в центральной части Манхэттена. Необычная для конца апреля жара действовала на него угнетающе, хотя в кабинете и поддерживался вполне комфортный температурный режим. Бледное, словно выцветшее, небо и полное отсутствие ветра не сулили близкого избавления от томительной духоты, напрочь отбивавшей желание браться за дела.
Постукивая костяшками пальцев по узкому подоконнику, он думал о несправедливости жизни, которая, вместо того чтобы распределять неприятности равномерно,
На рабочем столе зазвонил телефон, и Мигель недовольно поморщился — Марсия никогда не пропустила бы звонок, зная, что шеф в не самом лучшем расположении духа. Вероятно, Клэр — именно так звали длинноногую блондинку — посчитала, что может сама определять степень важности звонивших.
— Слушаю, — раздраженно бросил он, подходя к столу и поднимая трубку.
Разумеется, звонил отец. Он звонил уже в третий раз за последние три дня, настойчиво и требовательно призывая своего единственного сына и наследника вернуться домой, в Ла-Плата.
— Мы все ждем тебя, сынок. Я понимаю, что у тебя много дел, но семья есть семья. Тебе уже тридцать пять. Пора подумать о жене и детях. Пора порадовать нас с матерью внуками. Приезжай на следующей неделе, и мы обо всем поговорим.
— Как мама?
— Она еще в больнице, но выпишется к твоему приезду. Не огорчай ее.
Мигель сжал трубку. Спорить с отцом ему не хотелось. Конечно, родители всегда желают своим детям только добра, только вот понимание этого «добра» у разных поколений разное. Хавьер Гомес, один из богатейших людей Аргентины, сколотивший состояние на добыче полезных ископаемых, хотел окончательно уйти от дел и заняться воспитанием внуков. Его супруга Долорес переживала из-за того, что единственный сын никак не остепенится и не вернется на родину.
— Ей нужны какие-то лекарства?
— Нет, слава Богу, у нас все есть. Но мать ждет тебя, а ожидание, как ты знаешь, не добавляет здоровья.
Мигель тяжело вздохнул. Две недели назад у матери случился острый сердечный приступ, и ее пришлось срочно помещать в больницу. Врачи, как всегда, не говорили ничего определенного, призывали не терять надежды и обещали сделать все возможное. Мигель переживал из-за того, что не мог вылететь в Чили. Переговоры с техасским банком, проявившим интерес к сотрудничеству с компанией Гомеса и намеревавшимся вложить в бизнес крупные средства, вступили тогда в завершающую стадию, и его отсутствие могло произвести на американцев самое негативное впечатление.
— Хорошо, отец, я прилечу. Дня через два-три, как только закончу все дела в Хьюстоне.
На другом конце провода вздохнули. Мигель напрягся, ожидая неприятностей.
— Тебя ждем не только мы. — Отец помолчал. — Рафаэлла тоже.
— Отец…
— Не перебивай меня. Ты мой наследник, и я хочу, чтобы ты исполнил
Мигель стиснул зубы. Он знал, что разговора не избежать, что рано или поздно вопрос будет поставлен ребром.
— Я не люблю ее.
— Я не желаю об этом слышать. — Голос отца стал вдруг жестким, зазвучавшие в нем стальные нотки напомнили Мигелю о том, что отец умеет не только просить, но и требовать. — Если ты не хочешь свести свою мать в могилу, то поступишь так, как того требуют честь и интересы семьи.
Мигель опустил голову.
— Я прилечу через два дня. Передай маме, что все будет хорошо.
Утро было из разряда тех, когда не хочется ни открывать глаза, ни вставать с постели, ни смотреть на мир, продолжающий жить так, как будто ничего не случилось. За окном уже вовсю бурлила жизнь: мчался бесконечный поток автомобилей, пешеходы озабоченно шагали по тротуарам, открывались, зевая витринами, магазины… Огромный город жил по собственным законам, и ему не было никакого дела до проблем Рины Роуз.
Несколько минут Рина просто лежала, потом осторожно поднялась. Выпрямилась. Посмотрела на себя в зеркало и тяжело вздохнула. Ничего не поделаешь, придется привыкать к новому состоянию. Она закрыла глаза.
Как же такое могло случиться? Мигель всегда был осторожен. Сбой цикла в прошлом месяце насторожил ее, но не обеспокоил — всякое бывает, — но, когда Рина проснулась позапрошлой ночью от жара и затрудненного дыхания, тревога усилилась. Поначалу Рина приписала неприятные симптомы простуде, но потом решила все же посетить врача.
С ней явно творилось что-то неладное, появилось ощущение усталости, а когда Мигель объявил, что должен срочно уехать, она даже расплакалась. Впервые за долгие годы.
Сначала Рина решила посоветоваться со своей самой близкой подругой Кристиной, молодой, однако всякое уже повидавшей женщиной, советы и рекомендации которой обычно сводились к простой, но емкой формуле «надейся на лучшее и готовься к худшему». Однако, поразмыслив, она решила, что бить в барабаны еще рано, а делать надо то, без чего не обойтись в любом случае.
Тем не менее, когда улыбающийся врач сообщил, что она скоро станет матерью, Рине стоило немалых усилий поблагодарить его, выслушать поздравления и не упасть в обморок. Словно в тумане, она вышла на улицу, взяла такси, доехала до старой восьмиэтажки, где любовник снимал ей небольшую двухкомнатную квартиру, и, поднявшись к себе, упала на кровать.
Где же ты, Мигель?
2
Конец апреля выдался в Нью-Йорке непривычно жарким. Столбики термометров упрямо ползли вверх, явно вознамерившись побить все прежние рекорды, к волшебным весенним ароматам все чаще примешивался запах смога, а люди, еще не успевшие отвыкнуть от недавних моросящих дождей, уже страдали от духоты и с опаской ждали наступления лета.
Рина грустно вздохнула. Беременность еще не изменила ее фигуру, так что она вполне могла надеть что-нибудь легкое, но пройдет еще месяц-другой, и положение изменится. Некоторые женщины с успехом скрывают свое «интересное положение» едва ли не до родов, но в ее бизнесе такое невозможно. Не выходить же на сцену в балахоне! Может быть, сменить репертуар?