Поверить в счастье
Шрифт:
— Мне не нужна такая любовь! Я вполне могу обойтись без такой любви. Ты лгала мне каждый день, каждый час!
— Нет! Я никогда не обманывала тебя!
— Ты даже назвалась чужим именем, Риной Роуз.
— Я была Риной Роуз!
Он взмахнул рукой с такой силой, что Карина ощутила колыхание воздуха.
— Ты пытаешься извратить то, что было! Ты готова сказать что угодно, если это отвечает твоим интересам.
— Мне не надо ничего извращать. Есть факты, которые невозможно переиначить. Ты выбросил меня из своей жизни, как мешок с мусором! Ты… —
С Мигелем произошло примерно то же самое, что происходит с воздушным шариком, если ткнуть в него иголкой: плечи опустились, руки бессильно повисли вдоль туловища, даже глаза померкли.
— Я говорил как раз об этом. Мы всегда будем цепляться за прошлое, верно? — глухо сказал Мигель и отвернулся.
Копившиеся на протяжении нескольких месяцев боль, отчаяние и злость сбросили Карину с кровати.
— Не поворачивайся ко мне спиной, свинья!
Он обернулся.
— Как ты меня назвала?
— А как ты назвал меня тогда в баре? — парировала она.
— Никак.
— У тебя короткая память. Избирательная, да? Ты назвал меня шлюхой.
— Что?! Я никогда не говорил ничего подобного!
— Говорил. Если не словами, то поступками. Ты даже на последнюю встречу пришел с той жуткой коробочкой. Прощальный подарок, да? Так поступают со шлюхами.
— Боже, ты опять выворачиваешь все наизнанку! Я купил тот браслет раньше, еще до… ну понимаешь… Просто так совпало.
Ага, значит, там был браслет. Карина так и не открыла футляр.
— И ты думаешь, что я поверю тебе? После всего, что ты тогда сказал?
— Нет. — Мигель покачал головой. — Не думаю, что поверишь. Ты не верила мне раньше, еще до того, как все случилось. Не веришь и теперь. Наверное, не поверишь уже никогда. В конце концов это же я предал нашу любовь.
В голове у Карины творилось Бог знает что, но слово «любовь» каким-то образом проникло в сознание через красную пелену ярости. Карина тряхнула головой, но туман не рассеялся.
— Так я и думал. — Несколько секунд Мигель стоял неподвижно, потом посмотрел на нее. — Хочешь еще что-то сказать?
Что она могла сказать? Все слова были произнесены, чувства выплеснуты. Ее переполняла пустота. Карина покачала головой.
Мигель напрягся, словно она нанесла ему еще один удар, и пожал плечами.
— Ладно. Я уйду. Не могу спать с женщиной, которая меня ненавидит. Не могу обнимать тебя, зная, что каждое мое прикосновение заставляет тебя сжиматься от отвращения. Не хочу, чтобы ты страдала ради нашего ребенка.
В какой-то момент Карине показалось, что невидимая рука сдавила сердце и оно замерло.
— У меня нет ненависти к тебе.
Как Мигель мог такое подумать? Как мог не заметить, что она жаждет его прикосновений, ждет его ласк, забывает обо всем на свете в его объятиях?
Но его глаза ясно говорили, что он ей не верит.
— Я пойду в свою комнату, — обронил Мигель.
Нужно было что-то делать, просить, умолять, но язык Карины
— Почему ты не сказал мне о втором обещании?
— Я знал, что ты поверишь мне только тогда, когда я сам найду тебя и женюсь на тебе.
Дверь за ним закрылась.
«Ты не верила мне раньше… Ты мне не доверяешь и поэтому не позволяешь себе любить меня… Ты ведь всегда ставила карьеру на первое место… Я вполне могу обойтись без такой любви. Ты лгала мне каждый день, каждый час!» Слова Мигеля кружились в голове, как вагончики бегающего по кругу детского поезда.
Любовь. Он сказал, что предал их любовь. Она обвинила его едва ли во всех смертных грехах, а он признался, что любил ее. Тогда, в Нью-Йорке. А сейчас? Любит ли он ее сейчас? Смог ли сохранить столь хрупкое чувство после того, как она столько раз бросала ему в лицо самые неприятные, самые злые слова?
Она все еще любила его.
Любила, но поступала так, как будто не любит. И в Нью-Йорке, и в Портленде, и уже здесь, в Аргентине. Она не рассказывала ему о себе. По крайней мере, не рассказывала всего. У нее были секреты от него, и он чувствовал это. Легко ли жить с человеком, который не допускает тебя в какие-то уголки своей души? Легко ли любить такого человека? Легко ли доверять такому человеку? И что это за любовь без доверия?
Но Карина знала только такую любовь — с тайнами, запретными темами, обставленную условностями. Все эти условности, запретные темы и тайны были рождены ее страхами, но они подтачивали любовь и доверие Мигеля, как вода точит камень. Покинув родительский дом, она унесла с собой его привычки и правила. Теперь это было ясно. Карина стремилась к любви без запретов и тайн, к любви, в которой нет ничего запретного и невозможного. Она хотела, чтобы ее любили самозабвенно и безусловно, но готова ли была сама дать такую любовь? И не слишком ли поздно пришло понимание?
Карина не знала, сколько минут или часов пролежала в постели, вспоминая, анализируя, решаясь.
В доме было тихо. Она давно отвыкла от такой тишины, и сейчас молчание окружающего мира начинало давить на нее. Тишина не позволяет отвлечься, не дает уйти от терзающих мыслей, переключиться на что-то другое. Умолкший, застывший дом словно ждал от нее чего-то. Решения. Действия. В какой-то момент тяжесть тишины стала невыносимой, и Карина заворочалась. Потом встала. Накинула халат. Осторожно, стараясь не шуметь, вышла в коридор.
Она сделала несколько шагов и остановилась перед дверью в комнату Мигеля. Повернула ручку. Никакого результата. К несчастью, Карина не обладала навыками взломщика. Простенький замок превратился в непреодолимое препятствие. Придет утро, и Мигель снова уедет в Буэнос-Айрес. Подавив раздражение, она вернулась в свою комнату и села на кровать. Думай же, думай. Постучать в стену? Нет, так можно разбудить Хавьера и Долорес.
С лоджии дохнуло свежестью, и Карина поёжилась. Она повернулась к окну. Лоджия. А что, если…