Повесть о двух сестрах и о волшебной стране Мерце

События, описанные в этой книге, происходили очень давно. Прочитав ее, вы познакомитесь с двумя сестрами — Машей и Леной, которые в далеком детстве открыли удивительную волшебную страну Мерцу. Вместе с девочками вы совершите увлекательное путешествие в страну грез, где происходят интересные и невероятные приключения. Вы наверное полюбите двух маленьких мечтательниц и крепко будете дружить с ними.

В этой книжке я рассказываю о детстве двух девочек шести и

восьми лет. Сейчас эти две девочки стали старушками, им шестьдесят восемь и семьдесят лет. Значит, события, о которых я рассказываю, произошли очень давно — больше шестидесяти лет назад. Совсем другою была тогда жизнь, и совсем иначе выглядела Москва.

В ту пору почти еще не существовало телефонов, совсем не было автомобилей, не говоря уже о самолетах. Освещение в домах было керосиновое, в комнатах стояли подсвечники для толстых стеариновых свечей. Вместо трамваев по Москве ходили «конки» — небольшие вагончики на паре лошадей; они заменяли нынешние трамваи и троллейбусы. Уже было проложено немало железных дорог, но кое-где все еще сохранилась езда на почтовых. Мне самой пришлось на них ездить, когда девочкой я однажды отправилась с отцом в гости к дедушке, в один небольшой городок на юге. Сейчас туда можно доехать поездом в несколько часов, а мы ехали несколько дней, на каждой почтовой станции меняя лошадей. И все было как описано в старых книгах — расписная дуга на кореннике, колокольчик под дугой, ямщик в бархатной шапке, обшитой мехом, и рвавшаяся в сторону под его песню резвая пристяжная — вторая лошадь, ходившая в пристяжке с коренной.

Удивительно вспоминать сейчас, как на глазах детей моего поколения одно за другим стали входить в жизнь чудеса науки и техники. Сперва под потолком загорелась первая электрическая лампочка, которую не нужно было зажигать спичкой. Потом проложили железные рельсы по улицам и стали ходить, позванивая, первые трамваи. На почте, в учреждениях, в немногих домах появились первые телефоны. В те дни дети часто брали трубку просто для забавы, для невиданного удовольствия — вдруг услышать знакомый голос кого-нибудь, живущего совсем в другой части города. Чудом каким-то показался первый автомобиль: он ехал сам собой, без лошади, и мальчишки бежали за ним сломя голову, подкидывая от восторга кверху шапки.

Мне посчастливилось вместе с подругами-одноклассницами, под предводительством нашей классной дамы, как тогда звали школьную воспитательницу, торжественно пойти на первое в Москве представление диковинного театра — синематографа, как тогда называли кино. Нам показали рассеянного математика, писавшего мелом свои вычисления на предметах, сперва казавшихся ему неподвижными, а потом вдруг убегавших от него: на стенке вагона, на ящике мороженщика, на спине зазевавшегося прохожего. Сейчас такую простую картину никто и смотреть бы не стал, а тогда зрители, увидев впервые, как двигаются на стене, словно живые, изображения людей и предметов, сидели, затаив дыхание и похолодев от восторга. Нам казалось, что наука дошла до таких чудес, дальше которых и представить себе ничего нельзя.

Но все эти чудеса были в то время собственностью богатых людей. Беднякам к ним почти не было доступа. Электричество освещало лишь комнаты городских домов, а вся деревенская Россия, миллионы крестьян, работавших с утра до вечера, сидели, как стемнеет, при зажженной лучинке, наструганной из сухого дерева и немилосердно чадившей; кто-нибудь в избе тотчас заменял ее новою, как только начинала она догорать. Или — при едва мерцавшей керосиновой коптилке… Света, света хотели миллионы людей, живших в беспросветной нужде, света в глухие вечера и ночи, света не только для того, чтобы видеть, но и для того, чтобы знать, — великого света знания…

Может

быть, об этом не раз говорили между собою родители двух девочек. Может быть, старинные сказки, в которых всегда все доброе связано с солнцем и светом, а все злое — с черною ночью и тьмой, и тьма и свет неизменно борются между собою, — и навеяли этим девочкам такие мысли, но только они стали в них потихоньку играть. Вот про эту игру двух девочек и про то, что из нее вышло, я и рассказываю в моей книжке нынешним счастливым ребятам нашей могучей родины, где свет, как и все хорошее, создаваемое трудом и наукой, давно победил и принадлежит не отдельным людям, а всему нашему счастливому и свободному народу.

Мариэтта Шагинян

26 апреля 1958 года

Кратово

Когда вы станете большими, ребята, вы увидите, что в детстве дни вам казались длиннее, солнце ярче, погода прекрасней. Зима наступала рано, и вы успевали вдоволь накататься на санках и коньках, нагуляться в теплых рукавицах, так что к весне все это даже и надоедало. Лето тянулось еще дольше, и дождливых дней почти не было, а уж земляники и черники всегда нарождалась тьма-тьмущая, только б позволили ее кушать.

С годами мир словно стареет, и погода хуже, и небо сумрачней, и время бежит вприпрыжку. Приходит к людям скверное, сварливое слово «некогда».

Дети этого слова не знают. Два старых теперь человека давным-давно тоже были маленькими, и вот о них-то я хочу вам рассказать.

Это были две девочки, по имени Маша и Лена. Они жили со своими родителями в Москве, в большом сером доме. Снаружи был палисадник, обсаженный тощими акациями и сиреневыми кустами, а за домом — большой внутренний двор, где всегда что-нибудь происходило: разгружался возок с дровами, кричал продавец с лотком на голове или зазывал жильцов скупщик старого хлама, а чаще всего орудовал метлой или лопатой чернобородый дворник Василий в белом фартуке.

Отец двух моих девочек был доктором. Он бывал дома редко, и ему приходилось выслушивать от других, что дети за день сделали и в чем провинились. Выслушав, он наказывал или хвалил, и потому дети его побаивались. Мама была совсем другая — близкая и во всем равная. Она никогда не судила, никогда не сердилась, а только входила во все детские дела по-товарищески и в трудные минуты обижалась и даже плакала, как маленькая.

В доме, кроме родителей, была еще всесильная и строгая особа — няня, или нюга, как звали ее дети. В одно раннее утро, когда девочки были еще совсем крохотные и лежали по своим кроваткам, нюга явилась неизвестно откуда с огромным узлом и окованным железом сундуком, который втащили за ручки дворник Василий и извозчик. Явившись, нюга первым делом размотала платок, истово помолилась на угол, огляделась, куда бы сундук поставить, а уже потом подошла к кроваткам, откуда на нее любопытно глядели две пары больших черных глаз.

— Ишь, цыганята! — строго сказала нюга и принялась глядеть, какие они: чистые ли у них рубашонки, не обсыпало ли где, не водится ли чего в голове.

Мама стояла совсем сконфуженная около нее и обиженно говорила:

— Да что вы, няня!

А няня, найдя дырочку в детском чулке, тотчас же спросила себе столовую ложку, нитку, иголку. Ложку всунула в чулок, расправила на ней дырочку и тут же ее заштопала. С тех пор она сразу утвердилась в детской и завела свой порядок.