Повесть о лесах
Шрифт:
Чем дальше, тем яростнее работали Евтей и Федор. Щенки летели все чаще. Одна из них больно ударила Леонтьева по руке. Он отступил. Илларион, приоткрыв рот, смотрел на Евтея.
Федор бил стремительно, нахмурившись, дышал трудно, со свистом. Евтей ухал и покрикивал:
– Так-то, касимовские! Так-то!
Леонтьев следил за этим стремительным состязанием. Стук топоров все учащался, сливался в тугую дробь. Леонтьев не сразу заметил, что позади собрались рабочие и подошли Баулин и Мария Трофимовна.
–
– кричали рабочие.
– Крой, Федя! Не отступай!
– Нас не перекроешь!
– хрипел Евтей.
– Ну и чешет старик! Вроде мотор!
Рабочие хохотали.
Баулин потянул за руку Леонтьева, но тот только замотал головой, - он не отрываясь смотрел на часы.
– Стой!
– закричал Леонтьев и поднял руку.
– Стой! Время!
Стук топоров оборвался. Евтей тщательно вытер рукавом потный лоб и сплюнул. Федор отбросил топор и дрожащими пальцами начал свертывать самокрутку.
– Вот, товарищ начальник, - сказал, отдышавшись, Евтей и обернулся к Баулину, - глядите, кто больше да лучше стесал. Ваше слово решительное.
Все притихли.
– Чего там смотреть!
– хрипло сказал Федор, ни на кого не глядя.
– И так видно. Твоя взяла, дед. Удар у тебя верный.
– Давай руку!
– воскликнул Евтей.
– Я хоть и стар, а кое-чем располагаю.
Евтей и Федор протянули друг другу руки.
– Вот и хорошо!
– засмеялся Евтей.
– Я тебе отныне мешать не стану. Ни-ни! Ни капельки! Ты, Федор, своего дела, конечно, артист, только больно горяч.
– Ладно уж!
– согласился Федор.
– Приходи-ка к завтрему. Еще раз померимся.
– Прийти можно. Мне вот охота и с Илларионом схватиться.
– Куда уж там!
– смущенно пробормотал Илларион.
– Мне бы свою норму обтесать - и то спасибо.
– Неужто меня не осилишь?
– спросил Евтей.
Илларион снял шапку, поскреб в затылке, подумал:
– Это как сказать... Может, и осилю.
– Куда тебе, Илларион!
– снисходительно заметил Федор.
– Против меня ты куда слабже. Не срамись.
– Это как сказать!
– повторил Илларион.
– Может, я и против тебя срамиться не соглашусь. Ты не суди, что я с наружности квелый. Я такой с малых лет.
– Растравил старик плотников, - сказал Баулин Леонтьеву, когда они вместе с Марией Трофимовной подошли к реке, чтобы посмотреть, как копер заколачивал в дно реки сваи.
– Такой задиристый, черт, никому не дает покоя!
Поглядев, как работает копер, Мария Трофимовна пошла вниз по берегу реки. Евтей доложил вчера в лесничестве, что километрах в четырех ниже плотины, на девятом кордоне, есть свежие бобровые норы. Надо было их осмотреть и отметить.
Леонтьев отправился вместе с Марией Трофимовной. Стук топоров вскоре затих и сменился стуком дятлов и журчанием воды около коряг. День был яркий, прохладный в тени. С листьев орешника брызгала роса. Река уходила в лес крутыми поворотами. На рудых песчаных ее берегах над омутами густо цвел меж сосен розовый вереск.
Долго шли молча - Мария Трофимовна впереди, Леонтьев сзади. Несколько раз Мария Трофимовна оглядывалась на Леонтьева, и он каждый раз усмехался про себя: вот он, простой объездчик, сопровождает Марию Трофимовну по своему кордону, и она каждую минуту может сделать ему замечание.
Так оно и случилось. Мария Трофимовна остановилась и сказала:
– Что ж это вы? Не заметили бобровых нор на своем участке? Евтей вас опередил. Вроде как Федора.
Леонтьев пожал плечами и промолчал.
– Посидим здесь на берегу, - неожиданно сказала Мария Трофимовна. Какая тут теплота! И тишина...
– Сказочная река, - сказал Леонтьев, садясь рядом с Марией Трофимовной.
– Да... сказочная.
Мария Трофимовна помолчала.
– Вы скоро уедете?
– Недели через две. Стерлигов выздоровел, на днях возвращается.
– А почему бы вам не остаться? Поживите у нас в лесничестве.
– В Ленинграде дела.
– Странно, - промолвила Мария Трофимовна.
– Совсем вы не похожи на делового человека.
– Да я и не деловой, - засмеялся Леонтьев.
– Я не так выразился. Просто в Ленинграде у меня работа. Времени у меня впереди мало, а я не сделал еще и половины того, что хочу... и могу, - добавил он неуверенно. В конце концов писатели не принадлежат себе. Они принадлежат всем.
– Значит, и мне?
– спросила Мария Трофимовна и улыбнулась.
– Отчасти и вам.
– А я думаю - наоборот, - ответила Мария Трофимовна, глядя ему прямо в лицо потемневшими глазами.
– Я не совсем вас понимаю, - сказал Леонтьев.
– Что "наоборот"?
– Как же не понимаете?
– вполголоса, почти шепотом, ответила Мария Трофимовна, все так же глядя на Леонтьева.
– Вы чуткий, хороший человек и не замечаете самых ясных вещей. Не вы принадлежите людям, а иные люди принадлежат вам. Вас, должно быть, много любили в жизни?
Мария Трофимовна ждала ответа, но Леонтьев промолчал.
– Конечно, любили, - сказала Мария Трофимовна.
– Да и как вас не любить!
– добавила она и покраснела.
– За что?
– спросил Леонтьев, тут же понял, что не надо было спрашивать, смутился.
– Ни за что. Просто за то, что вы есть на свете.
Мария Трофимовна быстро наклонилась к Леонтьеву, взяла его руки, прижалась к ним пылающим нежным лицом, вскочила и быстро пошла, не оглядываясь, вдоль берега.
Вечером Леонтьев возвратился к себе на кордон. На столе лежал томик Лермонтова, тот, что Мария Трофимовна взяла у него после лесного пожара. Значит, она приходила на кордон.