Повесть о несодеянном преступлении. Повесть о жизни и смерти. Профессор Студенцов
Шрифт:
…Это был жаркий день, исключительно трудный и хлопотливый. Уже ранним утром в больничном дворе началось оживление. Громыхали телеги, из деревни подводили коней. Санитарки и сестры складывали грабли и косы, кипятили воду для косцов. Задолго до завтрака подводы ушли в лес. На одной из них сидели заведующая больницей Анна Павловна и ее сотрудницы. Завхоз, помахивая кнутом, запевал, а девушки дружно ему вторили. Как не запеть, всю неделю гадали, будет ли погода, не упустят ли время сена накосить. В прошлом году так и было, больничных коров едва сберегли.
Вот
— И мы к вам на помощь, — улыбается врачу Лукерья Ильинична, — и не одни пришли.
Анна Павловна ходит между косцами, встречает знакомых, останавливает их, расспрашивает о семье, о здоровье. Она может уже о каждом что–нибудь рассказать, знает их радости и печали.
— Как твоя Мария, Сергеич?
Что он ей скажет? Жена вчера лишь была у нее. Врач могла бы ему больше рассказать. Спасибо за то, что она запомнила их.
— Поправляется, Анна Павловна, на вас сильно надеется.
Косьба развернулась, по лугу несется шуршание кос, густая трава ложится рядами. Счастливая и гордая, что у нее так много друзей, Анна Павловна бродит между косцами. Эта дружба только начало, она будет крепнуть и расти.
По лугу проносятся взмыленные кони, огибают сенокос и шагом приближаются к врачу. Из тарантаса выскакивает Ванин. Он издали увидел ее и спешит ей навстречу:
— Извините, опоздал, пришлось задержаться.
Одна рука его уходит в карман и извлекает несколько яблок, другая — брусок точильного камня.
— Ешьте, пожалуйста, с прошлого года сберег. Сейчас косу отточу и примусь за работу. Меня сегодня следует поздравить, рано утром явилась пропавшая наседка с десятком цыплят. Снесла где–то яйца и тайком высидела семейку. Не отходит от крыльца: дескать, поздравьте, я семьей обзавелась… Дела ваши, — продолжает Самсон Иванович, — как будто наладились? Вчера на амбулаторном приеме было сорок человек.
Он широким движением проводит камнем по острию косы и склоняет голову набок, точно прислушивается к звучанию металла.
— Кто это успел вас оповестить? — слегка сердится Анна Павловна.
Какая осведомленность, уж не сам ли он караулит у больничных ворот? Ванин берет ее маленькую руку в свою широкую ладонь и задумывается.
— В стационаре у вас восемнадцать человек, все идет хорошо, — продолжает он. — Помирился с вами народ. Не то еще будет, они полюбят вас.
Самсон Иванович засучивает рукава и начинает косить. Трава ложится широкой каймой, коса идет быстро и легко.
— Погодите, — останавливает она его, — вы так и не сказали мне, кто вам сообщил.
— И не скажу, — загадочно улыбается он, — научитесь отличать друзей от врагов, сами поймете.
Он взмахивает косой, проходит минута–другая, и его крупная фигура уже далеко. Она смотрит ему вслед с восхищением: сколько уверенности и силы в каждом движении. Она долго стоит так, свободно опустив сплетенные руки, солнечные лучи играют на ее бусах,
Самсон Иванович дошел уже до конца лесной просеки и, легко двигая косой, возвращается к ней. Он твердо решил сказать ей то самое, о чем думает вот уже несколько недель. Ответит «да» — хорошо, на «нет» суда нет. Что поделаешь, судьба ему, значит, быть холостяком. Еще несколько шагов, минута–другая — и все решится. Она издали ему улыбается: спасибо, спасибо, добрая душа, что обнадежила.
Именно в эту минуту ее окружают люди, среди них колхозный сторож — одноглазый Феоктист. Он ждет сына с далекого Севера, ждет скоро год: как не расспро сить старика, как не утешить.
— И ты здесь, Матреша, — останавливает она молодую колхозницу. — Что, мужа призвали?
— Забрали, Анна Павловна, намедни отправила.
— Вот тебе благодать, — неожиданно заключает она, — гулять да и только.
— Где? — недоумевает молодая солдатка.
— Как это где? Вдоль по улице.
Ей надо еще остановиться около тетки Арины, та недавно ей плакалась, что сын из армии третий месяц писем не шлет. Бедняжка смотрит на врача во все глаза, ждет от нее доброго слова… Вот и молодожены из «Сухого ручья», они собрались переехать на новое место, неужели колхоз все еще не дал им подвод?
Самсон Иванович не дождался и стал косить другую полосу. На полдороге он оглянулся, Анна Павловна стояла на прежнем месте и глядела ему вслед. Неужели она угадала его мысли, ждет, когда он вернется и скажет те слова, которые никогда еще никому не сказывал. Самсон Иванович прошел луг до конца, взмахнул косой и, решительно двигая ею вправо и влево, шел к Анне Павловне навстречу. В последнюю минуту вырос возле нее завхоз. Он поставил косу древком вниз и, вытирая ее травой, сказал:
— Позвольте, Анна Павловна, вас затруднить. Вон за той елкой косит Луша Софронова, вы бы расспросили ее, пойдет она за меня или нет?
Он рвет клок за клоком траву и что есть сил вытирает давно уже сухую косу.
— Поговорить поговорю, — соглашается она, — но польза какая? Скажет: «Не пойду», и все тут.
— А вы ей растолкуйте, что я задумал всерьез. Бросаю валандаться с другими. Мне веры нет, а вам обязательно поверит.
День незаметно уходит. Анна Павловна мирит Лушу с завхозом, выслушивает жалобы больных и тут же дает им советы. Сейчас ей легко, нисколько не трудно, словно минувшее было только испытанием, вступлением к сегодняшнему дню.
Ванину так и не удалось с ней поговорить.
Темнеет. Возы, груженные сеном, медленно тянутся к больнице. На одном из них Анна Павловна. На ее усталом лице спокойная улыбка, распростертое тело отдыхает. На другом — лежит Ванин. Он закрыл собой верх.
С бледного неба срывается ветер, в лесу пробегает шелест и шум. Анна Павловна приподнимается, подставляет шею и лицо набегающей прохладе и откидывается на свое мягкое ложе. Над ней простираются безбрежная ночь и глубокая тишь уснувшей земли.