Повесть о несодеянном преступлении. Повесть о жизни и смерти. Профессор Студенцов
Шрифт:
Воспитание Антона отнимало много времени и сил, и Вера Петровна оставила любимую работу, чтобы уже не вернуться к ней. Отвергнутая дорогими и близкими ей людьми, загнанная в круг мелких домашних невзгод, она находила отраду в чтении романов и посещении кино. Ее живой ум, не совсем притупленный тяжелой жизнью, искал в чужом мире то самое счастье, какого она не нашла в своем. Там для нее царили свобода, согласие и любовь, никто не посягал на ее мнение, она могла о чем угодно подумать, восхищаться, осуждать, без опасения услышать обидный окрик. Книги навевали ей мысли, которые, хоть
— О книгах с тобой говорить нельзя, — твердили муж и сын, — психически неустойчивые натуры принимают воображаемое за действительное. Какой нормальный человек стал бы плакать и радоваться по поводу того, что происходит на страницах произведения!
Все ее жертвы были напрасны — ни милой женой, ни любимой матерью Вера Петровна не стала. Муж все более от нее отдалялся, а сын, следуя примеру отца, круто с ней обходился, не стесняясь обижать ее даже на людях.
Я понимал эту несчастную женщину, выслушивал ее жалобы на мужа и сына, охотно обсуждал с ней содержание романов и кинокартин и выражал свое сочувствие. Наши беседы раздражали Лукина и сопровождались гневными взглядами в нашу сторону. Когда он однажды сердито заворчал, я не сдержался и сказал ему:
— Мы творим себе жен по образу и подобию наше–му. Каждый из нас имеет такого друга, какого он заслужил…
В этот вечер под воскресенье я не застал Лукина дома. Он где–то задержался и не скоро обещал прийти.
За чаем речь зашла об Анастасии Павловне, жене Антона, которую Вера Петровна не любила. Между ними не было ссор, но за глаза они друг друга не щадили.
— Не такая нужна была ему жена, — искренно сокрушалась Вера Петровна. — Скверная, ленивая, что угодно о человеке скажет. Ему бы Надежда Васильевна подошла, женщина она умная, добрая и на мерзость не пойдет… Не верю тому, что о ней говорят…
Я невольно насторожился. Впечатления того дня были живы в моей памяти, не были забыты и жестокая усмешка, и горькие речи Надежды Васильевны.
— А что о ней говорят? — спросил я. — Надеюсь, не очень плохое.
Никого, кроме нас, в доме не было, и все–таки эта напуганная и сбитая с толку женщина пригнулась ко мне и снизила голос до шепота.
— Анастасия говорит, что Надежда Васильевна опоила ее мужа отравой… Нужен он ей… Это она с горя или сдуру сболтнула…
Я сделал вид, что не придал этим словам значения и, сочувственно кивая хозяйке головой, делал все возможное, чтобы продолжить любопытный разговор.
— Никто ей не поверит, — согласился я с Верой Петровной, — незачем было Надежде Васильевне мстить.
— И я то же самое говорю, — придвигая мне варенье и глазами указывая на рядом лежащую ложечку, сказала она. — Разве Семена переговоришь! Голову человек потерял, с Анастасией в один голос кричит: убила… отравила… и не одна… Что его, дурака, слушать, ему ведь море по колено, что вздумает, то и скажет… У него все директора — бессовестные люди, всюду воры и грабители…
После этого могло последовать нечто такое, что положило бы конец моей дружбе с Лукиным. Благоразумие подсказывало мне перевести разговор на другую тему или
— Кого же Семен считает пособником? — спросил я, краснея и с беспокойством ожидая, что Вера Петровна догадается о моем состоянии и со свойственным ей простодушием примется успокаивать меня.
Я досадовал на себя и, чтобы скрыть свое волнение, начал энергично потягивать чай.
Словно все еще неуверенная, что, кроме нас, никого в доме нет, она смущенно огляделась и не очень внятно произнесла:
— Не то чтобы пособником… Ему все кажется, что вы покрываете ее… Есть у вас интерес, а какой, не говорит…
Мы молча пили чай, каждый занятый своими мыслями. Вера Петровна отодвинула чашку и, видимо, недовольная оборотом, который принял разговор, вдруг сердито заговорила:
— Не понимаю я таких людей, так себя ведут, словно на сцене, заученные роли исполняют… Скажет Анастасия, что Надежда Васильевна с Антоном жила… Была у них любовь и прочее… Слова серьезные, ответственные, надо бы доказательства спросить, а Семен со всем соглашается. Одно к одному, и выходит, что она из мести с Антоном разделалась…
В другой раз я прервал бы Веру Петровну и не стал бы слушать ее. Сейчас эти подозрения не вызывали у меня ни чувства недовольства, ни желания возражать. Не потому, что эти признания облегчали бремя моей собственной ответственности. Нет. Мне пришло в голову многое такое, чему я раньше не придавал большого значения. Надежда Васильевна никогда не скрывала своей неприязни к Антону и свою нелюбовь к нему всячески навязывала мне. Они ни в чем не сходились и по всякому поводу вступали в спор. Порой их ненависть пугала меня. Я объяснял это различием характеров и некоей ожесточенностью Надежды Васильевны, причины которой я не понимал. Недавнее признание, что она желала смерти Антона, не было неожиданностью для меня. Я не желал дознаваться, откуда истоки этой вражды, но кто знает, как далеко она успела зайти…
Удивительно, до чего эта ненависть к Антону в ней совмещалась с поразительной мягкостью, безропотным послушанием и трогательной нежностью ко мне. Меня эти знаки расположения не раз выручали из меланхолии, в которую я все чаще впадал.
Я принял решение завтра же объясниться с Надеждой Васильевной. Она непременно во всем откроется мне, а я найду в себе силы оказать ей поддержку.
Наша беседа состоялась вечером следующего дня, после того как мы покинули лабораторию. Я предложил проводить ее, она, несколько удивленная моим вниманием, согласилась, и мы с ней проходили до полуночи.
Стояли теплые майские дни и такие же ласковые безветренные ночи. Мы вначале бродили по набережным Яузы, где небо, низко склонившись к реке, сверканием звезд как бы указывало нам путь, затем — по центральным улицам города, где яркие огни затмили звездную россыпь и зелено–красные маяки умеряли и ускоряли наш шаг.
Не отваживаясь заговорить о главном, я долго болтал о пустяках и только за столиком кафе, проглотив вторую рюмку коньяка, осторожно произнес:
— Не сочтите это за нескромность, позвольте вас спросить, были ли вы замужем?