Повесть о рыжей девочке
Шрифт:
И сейчас же принялась стряпать на ужин пельмени. Нина проворная девочка: умеет стряпать, умеет стирать и мыть полы. Всему научила Нину мама-вотячка. Когда Ева гостила в Дебессах, ей очень понравилась Нинина мама. Совсем деревенская, в платочке, спокойная и ласковая. И папа - фельдшер - понравился. С виду он угрюмый, шея толстая, как у быка, но очень добрый. Если бы у Евы были такие мама и папа, Ева как сыр в масле каталась бы.
Нинина комната тоже нравится Еве. Удивительно в ней дышится легко. Ева села в кресло и точно в
– Никуда я отсюда не пойду, - объявила Ева, - и буду до самого утра, пусть завтра хоть порют.
Два раза папа присылал за Евой хмурого дворника Степана. Ева не пошла домой. Вдали от папы Ева стала очень храброй.
Спать Нина и Ева легли вместе. До поздней ночи не могли уснуть. Все шушукались и смеялись. Но когда дождливое утро заглянуло в окно, когда Ева проснулась и вспомнила, что сегодня из гимназии придется вернуться домой, страх охватил Еву и уныние.
Свадьба Евиного отца всполошила весь город. Много народу сбежалось в собор смотреть на свадьбу. Сбежались и гимназистки. Они толкались в толпе, задыхаясь от духоты, и лезли как можно ближе.
– Наша рыжая здесь?
– спрашивали друг друга.
Нет, рыжей нет. Разочарование. Все были уверены, что рыжая, разнаряженная в пух и прах, будет стоять с букетом возле жениха и невесты.
Весь день в классе Ева чувствует на себе любопытные взгляды. Даже Жужелица как-то особенно на Еву посмотрела. Но стоит Еве оглянуться, глаза опускаются. Только Смагина и Козлова не опускают глаз. То и дело смотрят на Еву и шепчутся между собой. И раздражают Еву невыносимо.
– Вот, - тихонько говорит Еве Нина, - они, кажется, опять что-то против тебя затеяли.
Перед уроком немецкого языка Козлова подкатилась к парте, за которой сидела Ева, и сказала с улыбкой громко, на весь класс:
– Кюн, поздравляю тебя с новой мамой.
Все девочки в классе притихли.
– Отправляйся со своими поздравлениями к свиньям, - негромко, но с яростью ответила Ева.
Козлова обомлела.
В классе так тихо, что даже слышно, как на задней парте Симониха шепчет Тальке Бой:
– И чего Козлова к ней лезет? И как ей не стыдно?
– Подумаешь, - вскипела Козлова, - что я особенного сказала? Весь класс нынче говорил: Еву Кюн нужно поздравить с новой мамой.
Потом Козлова снова обернулась к Еве и говорит:
– А ты что ругаешься, как кухарка? Бесстыжая ты. Не зря говорят: все рыжие бесстыжие.
– Молчать!
Это Нина Куликова закричала. И как треснет кулаком по парте… Толстые губы у Нины дрожат, скулы раскраснелись.
– Дура ты! Замолчи!
Все ахнули. Все смотрят на Нину. Никто не знал до сих пор, что Нина Куликова может быть такой свирепой. Всем кажется: скажи Козлова еще хоть что-нибудь, и Нина вздует ее. И будет в классе небывалый скандал. Козлова испуганно притихла.
– Кориус!
– крикнул кто-то. Все кинулись по своим местам.
Вошел Кориус с толстым журналом под мышкой. Сухой, длинный, нос острый, как клюв, глаза выпученные. У Кориуса нервная судорога в лице. Нет-нет, а щека дернется и левый глаз подмигнет.
Кориус сел за стол и раскрыл толстый журнал. Сразу девочки заволновались, захлопали партами, зашуршали книгами. Раз толстый журнал раскрыл, значит, сразу будет вызывать и ставить отметки.
– Тише!
– крикнула на девочек Жужелица, незаметно появляясь в дверях, и пробралась на цыпочках к своему столику. Надела очки и уселась вязать чулок. В воздухе замелькали проворные спицы. Кориус близоруко ищет на столе ручку, чтобы отметить число.
– Ах вот, пожалуйста.
Козлова вскочила и подала Корпусу белую костяную ручку с новым перышком. Козлова сидит на первой парте перед самым учительским столом.
Кориус выхватил ручку и кивнул в знак благодарности.
Козлова порозовела, шлепнулась на скамью и тихонько ущипнула в бок Надю Смагину.
Козлова влюблена в Кориуса. Перед уроком немецкого языка она вытягивает из парты зеркальце и пудрит лицо «Лебяжьим пухом». Лицо становится белым, а оттопыренные губы кажутся еще краснее.
Кориус долго думает над журналом, кого бы вызвать. Ева следит за носом Кориуса. Нос опускается по столбцу фамилий сверху вниз, и у Евы падает сердце. Внизу написано: Кюн Ева. «Неужели вызовет? Господи, - томится Ева, - один раз уроки не знать - и чтобы спросили. Даже несправедливо».
Нос поднимается вверх. Там девочки на А и Б. Слава богу!
И вдруг нос снова вниз.
– Кюн, - вызывает Кориус.
Ева помертвела.
– Параграф сто тридцать семь наизусть.
Ева медленно поднялась.
Нина Куликова заволновалась, запыхтела. Спряталась от Жужелицы за спину девочки, сидящей впереди, притиснула кулак ко рту и зашептала.
«Неужели Нинка спасет?» - загорелась у Евы крошечная надежда.
– «Es war ein kalter Winter»,- проговорила Ева и умолкла.
И вся напряглась, чтобы уловить шепот.
– Дальше, - сказал Кориус, - вы что, по чайной ложке собираетесь нас угощать?
У Корпуса дернулась щека.
– Дальше, дальше.
Ева нетерпеливо подтолкнула Нину ногой. Господи! Вот шепчет - как придавленная. И чего она кулак ко рту сует? Ах, если бы Талька Бой! Но Талька Бой далеко, на последней парте.
– «Tiefer Schnee bedeckte die Tiere», - проговорила Ева с отчаянием.
Козлова фыркнула и сейчас же громко высморкалась, чтобы Жужелица не заметила. Смагина презрительно улыбнулась.
Кориус сделал нетерпеливое движение на стуле.
– Смагина, - вызывает Кориус, - переведите фразу Кюн.
Смагина поднялась, оглянулась на Еву. Синие выпуклые глаза блеснули торжеством.
– «Глубокий снег покрыл зверей», - отчеканила Смагина, - а нужно: «глубокий снег покрыл землю, и зверям лесным было нечего есть».