Повесть о школяре Иве
Шрифт:
— Вот твоя добрая колдунья, — сказал Ив, — несмотря на то что все умеет, не избавила нас от этих отвратительных колючек. Смотри, на что похожи наши блио.
И действительно, рукава и полы их камзолов, узких в талии и доходящих до колен, были изрядно изорваны. Изорваны были и узкие, облегающие ноги штаны бурого цвета у Ива и разноцветные (одна штанина красная, другая зеленая) у Госелена. Он хвастался, что происходит от знатного сеньора, почему и штаны у него двух цветов. Исцарапаны были и кожаные низкие сапоги.
Госелен засмеялся:
— Не унывай, мой друг! Нам только добраться до Парижа, а мне — спеть там мою песню, и, клянусь святым отцом [7] , у нас будут блио и штаны на удивление
Молодость брала свое — ведь Госелену было девятнадцать лет, а Иву семнадцать. У Госелена были белокурые вьющиеся волосы, светлые глаза и белое смазливое, немного женственное лицо с ярким румянцем. У Ива из-под широкополой, глубоко сидящей на голове суконной шляпы свисали до плеч каштановые волосы Лицо было смуглое, скуластое, с тонким, с горбинкой носом и смышленым взглядом больших темных глаз.
7
Святым отцом — то есть папой римским.
— Не забывай, мой друг, — продолжал Госелен, — что у меня вот здесь, — он хлопнул себя по груди, — зашито письмо к одному богачу марсельцу, хозяину таверны. А письмо от того самого каноника.
Долго болтал Госелен, описывая привольную жизнь в Париже.
Ив шел следом за ним, думая о своем. Он знал об этом случайном спутнике столько же, сколько тот о нем, а именно: что Госелен — жонглер, служил труверу и кормился у него, что тот его бросил, а может быть, просто прогнал, что родом он откуда-то из Шампани. Вот и все. А он сказал Госелену, что родился в деревушке близ Шартра и идет учиться в одну из парижских школ, И тоже все.
Мыслей у Ива было много, и делиться ими с первым попавшимся человеком он не хотел. Не по летам был рассудителен Ив. Он не счел нужным рассказывать о том, что он сын простого виллана, что его отец, как и всякий крестьянин, копается с утра до ночи на жалком клочке земли в сто туазов [8] и почти весь урожай отдает за подати знатному рыцарю — владельцу земли, ходит в рваной одежде, подпоясанной веревкой, обувается воловью кожу, обмотанную лыком до колен, и спит на голой соломе. Что его мать умерла, когда он был совсем маленьким. Не хотел он говорить и о том, что и у него в подкладке камзола тоже зашито драгоценное для него письмо к известному в Париже магистру [9] , написанное деревенским священником. Этот священник был единственным грамотным человеком не только во всей деревне, но и во всей округе. Когда жене местного сеньора приходила охота послушать чтение священного писания, его вызывали в замок. Он-то и научил Ива латинской азбуке и с голоса молитвам «Отче наш» и святой деве. Когда Ив научился складывать буквы в слова и писать их, выучил молитвы, священник, зная бедственное положение его отца, посоветовал Иву идти в Париж и устроиться в одну из школ, славящихся своими учителями по всей стране и за ее рубежами. «Париж — город науки, — говорил он, — туда стекаются отовсюду, как к источнику вод живых, орошающих поверхность всей земли». Школы готовят церковнослужителей, учителей и переписчиков книг. «В основе учения, — говорил он, — семь ступеней лестницы премудрости, по ним надо взойти школяру к свету знания». И добавлял латинскими стихами:
8
Туаз — земельная мера, равная 1,8 метра.
9
Магистр — учитель.
И старик раскрывал большую старую книгу в деревянном, обшитом кожей переплете
Он внушил своему ученику любовь к чтению, а с ней и страстное влечение к знанию, мечту стать таким же ученым, как и его учитель.
Отец Ива склонился на уговоры священника и отпустил сына в Париж: может быть, он, окончив учение в школе, станет сам учителем или клириком — им живется легче и лучше, чем вилланам.
Выслушав всяческие наставления отца и своего учителя, Ив стал собираться в далекий путь. Вместе с благословением старый священник подарил своему ученику небольшую книгу изречений отцов церкви, тщательно переписанных им самим. В конце последней страницы была сделана мелкая надпись: «Священника Гугона в молитвах помяните, что во Христову славу сию книгу написал». Ив с особенной тщательностью завернул и перевязал веревочкой этот подарок и уложил его на дно своего дорожного мешка.
После трогательного прощания с двумя единственными близкими для него людьми, провожаемый их лучшими напутствиями, полный надежд на успех задуманного, Ив бодро зашагал по большой дороге, ведущей в Шартр — столицу графства, а оттуда на северо–восток — в Париж, сто двадцать лет назад, в 987 году, ставший столицей французского королевства. «Город ни с каким иным не сравнимый, — как говорил Иву его деревенский наставник, — основанный в древности кельтским племенем паризиев на двух больших островах широкой полноводной Сены и названный ими «Лутуэци». Римляне, завоевавшие «Кельтскую Галлию», называли этот город «Лютеция паризиев», а франки, пришедшие в V веке на смену римлянам, называли город «Паризия».
Вот уже прошло шесть дней, как Ив покинул свою родную деревню, и всю дорогу в мечтах своих он рисовал себе этот великолепный город, «ни с каким иным не сравнимый», «город науки» и его будущего счастья.
Так шли они друг за дружкой, не останавливаясь, торопясь выйти из леса. Зелень закрывала свет, не давала прохлады: день был очень жаркий. Голова кружилась от духоты и дурманящего запаха увядающих трав. Болтавший вначале Госелен умолк. Слышался шелест раздвигаемых ими веток, сухой хруст под ногами и однообразный звон ручья.
Прошло много времени, наконец над головами путников стали то и дело появляться ярко–синие просветы. Лес поредел, и вскоре ручей вывел их на светлую и широкую поляну, всю усеянную цветами белых ромашек и лиловых колокольчиков. На верхушках деревьев искрились красновато–золотистые отсветы солнца — день шел к концу. На краю поляны, окруженной яркой зеленью диких яблонь, уродливым скелетом огромного чудища, растянувшего в стороны исковерканные лапы, торчало обожженное молнией дерево.
— Отдохнем? — предложил Госелен. — Время еще не такое позднее, — кивнул он на небо. — А кстати и подкрепимся. Смотри сколько!
Он бросился к кустам, обильно покрытым крупными черными, с сизым налетом ягодами. Сняв свои мешки и набрав полную шляпу ежевики, друзья уселись и начали угощаться сладким и смолистым соком.
От высокой травы, от цветов тянуло душистой свежестью. Где-то неподалеку ворковала горлица.
Поев ягод, Ив лег на траву. По стебельку травки ползла вверх божья коровка, срывалась и снова ползла. Добравшись до верхушки стебелька, она сидела не двигаясь. Ив загадал: если полетит — удача. Божья коровка раскрыла коробочку спинки, выпростала из нее прозрачные крылышки и улетела, мигом растаяв в синеве неба. Словно отвечая на мысли Ива, Госелен сказал: