Повесть о славных делах Волли Крууса и его верных друзей
Шрифт:
— Вот перетаскаем доски — твой будет. Жалею я вас, все хочется людям доброе сделать. Я уже и твоей матери вчера удружила кислой капусты дала. Ведра два. Люди друг другу помогать должны, по-божески… Идем, сынок, идем… А я завтра вечером плотников позову, потом никто этих досок и не узнает!
Когда
— Устал? — спросила Вийу.
Харри кивнул головой. Да, он устал. Эти доски незнакомой ранее тяжестью давили не плечи его, не руки — всего его давили эти доски.
— Это хорошо, — сказала Вийу. — В поте лица человек добывает хлеб насущный… Вот, возьми ножичек — твой он теперь. Только никому не говори, что это я дала. Скажи — мама купила. И про доски не проговорись. Люди злые, рады придраться. Скажут, того и гляди, что ты их, доски эти, украл да мне продал. Плохо тебе будет.
— Тетя Вийу, да ведь я только…
— Ничего, ничего, — перебила его Вийу Ныгес. — Не бойся, я тебя не выдам. А если кто из ваших чертенят сюда сунется, я Тукса с цепи спущу. А потом скажу — сорвался… С божьей помощью все обойдется… Ты домой торопишься или почитаем что-нибудь божественное?
— Я домой… До свиданья, тетя Вийу.
— Хоть бы спасибо старухе сказал…
— Спасибо, тетя Вийу. Я пойду.
Когда Харри проходил мимо будки Тукса, огромный пес, хотя и привыкший к нему, злобно зарычал и звякнул цепью. Харри вздрогнул и ускорил шаг.
На крутом берегу, над обрывом, он остановился и вгляделся в даль. Там, на строительстве, опять горели костры, и в их неверном, колеблющемся свете были видны фигурки все еще работающих людей. И даже сюда, на гору, доносился грозный шум бунтующей Метсайыги.
Глава двадцать шестая, где Волли действует вовсю
Домой, в пропахший лекарствами медпункт, Харри вернулся понурив голову, угрюмый и печальный. Это заметила даже Вильма Роосте, которую обычно мало интересовало настроение ее сына.
— Что это с тобой? Что-нибудь случилось? — спросила она.
— Нет, ничего.
— Был у Вийу Ныгес?
— Был.
— Доски перетаскал?
— Перетаскал.
— То-то. Тут проку побольше, чем от вашей стройки. Зря ты туда и ходишь… Садись, я щи сварила.
Харри уселся за стол и взялся за ложку. Есть ему очень хотелось. А щи были такие вкусные, душистые, кусочки мяса в них попадались, капуста плавала… Харри набирал полную ложку гущи, так что капустинки свешивались во все стороны, — и в рот!
Жалко, не очень-то он дружит со своей мамой. Можно было бы новый ножик показать. И рассказать о своих горестях, посоветоваться. Все-таки Вийу украла эти доски. Это не ее доски. А он, Харри, сегодня помогал их спрятать. Это нехорошо. Наверно, если бы мама узнала, зачем он ходил к старой Вийу…
Но ведь мама знала! Она сама спросила: «Доски перетаскал?» Значит, знала! И капуста эта — от тети Вийу — то же какая-то нечистая!
Харри уткнулся носом в тарелку. Щи вдруг застряли в горле.
— Что ты там ложкой водишь? — прикрикнула Вильма. — То чавкал на весь дом, то вдруг опять скис! Что с тобой делается?
— Ничего, — ответил Харри. И вздохнул: тут советоваться было не с кем.
Спал он спокойно, но утром вскочил куда раньше, чем обычно. Он был виноват перед школой, перед всеми своими друзьями. Нужно было хоть чем-нибудь загладить вину. Вчера он убежал со стройки, зато сегодня наверстает. Вот прямо сейчас он побежит на плотину, раньше всех! Еще до уроков!
Спускаясь к речке, Харри нагнал Юту Каэр.
— Как там, не знаешь? — спросил он.
— Не знаю. Я вечером отцу бутерброды приготовила, а он и не съел. И постель его опять даже не смята. Значит, не приходил. Всю ночь на реке пробыл, на стройке. Вторую ночь подряд… Я проснулась, смотрю — его нет, сразу разволновалась и пошла. А ты?
— И я, — ответил Харри. Не совсем впопад, зато коротко.
Перед плотиной вода стояла очень высоко. Да и позади плотины река разлилась так, что домик здания станции на своих сваях торчал из воды, как игрушечный. Возле самой воды догорал костер, и его пламя, дрожа, отражалось в утренней, уже посветлевшей реке.
— Где же они все? — спросила Юта, не увидев никого ни у костра, ни на плотине.
И тут же сама заметила вдали, у водослива, нескольких человек. Там маячила и высокая фигура отца. Юта поспешила туда.
За водосливом все было не по-вчерашнему. Подмытые, нависшие над водой глинистые берега широко расступились, а между ними бурлил и пенился высокий вал. Льдина, попавшая в этот вал, нырнула глубоко вниз, встала на ребро, потом плашмя шлепнулась в воду и снова нырнула.
— Вот это глубина! — обрадовалась Юта. — Теперь нам не страшно, да, папа?
— Вода размывает водослив, — хмуро ответил Юхан Каэр. — Если не набросать в этот омут камней, все размоет.
— Придется опять отменить занятия, — сказала пионервожатая Эви. — Камень на берегу заготовлен, набросаем.
— Нет, Эви, решим так: всем преподавателям, и вам в том числе, придется отправиться в школу и проводить уроки в младших классах. А старшеклассников присылайте сюда, ко мне.
— Но вы уже третьи сутки… — заикнулся было Эви.