Повесть о спортивном капитане
Шрифт:
Надо было только оставаться бдительным, обгонять конкурентов, заботиться о рекламе, не попадать впросак, а главное — приумножать славу спортклуба университета победами на крупнейших соревнованиях в стране и за границей.
Ведь сумел же его соотечественник и коллега по бизнесу Боб Гофман успешно совмещать издание культуристских журналов, продажу инвентаря и каких-то липовых пилюль, придающих невероятную силу, с руководством сборной страны по тяжелой атлетике и даже с занятием высших постов в международной тяжелоатлетической иерархии! Чем он, Трентон, хуже?
Разумеется, он не забывал и обо всем остальном декоруме: продолжал свои филантропические акции (а куда денешься?), стал членом нескольких фешенебельных клубов в Сан-Диего и других городах, устраивал приемы и сам мотался по гостям.
Кэрол умела поддержать «стендинг». Если б еще не так много пила!
Ну, а маленькая простительная слабость — окружать себя всякими преувеличенными мерами охраны — так у кого из миллионеров нет своих чудачеств! Да и, откровенно говоря, не такое уж это чудачество для богатого человека в современной Америке — заботиться о своей безопасности.
Право же.
И потом, где следовало, Трентон старался подавлять свою привычку. Его кабинет и штаб-квартира в особняке на Бродвее действительно напоминали крепость, как и загородный дом, где он жил постоянно. Крепостью был и «кадиллак», сделанный по специальному заказу и обошедшийся недешево.
Но в другую свою штаб-квартиру, в другой кабинет — кабинет президента спортклуба Университета Сан-Диего— он приезжал в скромном лимузине, который частенько водил сам. И вряд ли кто замечал черную машину, каких сотни, с двумя-тремя здоровенными парнями, незаметно следовавшую за лимузином. Кабинет был светлый, просторный, открытый для гостей — президент клуба подчеркивал свою демократичность при каждом удобном случае. Просто в приемной всегда возился с бумагами какой-то человек невзрачного вида, наверное клерк, а к кабинету примыкал небольшой бар, для гостей разумеется, где за стойкой пребывал бармен, больше похожий на бывшего чемпиона по боксу (каковым и был в действительности).
А так, милости просим! Когда президент на месте, он готов принять любого, с любым поговорить. Что касается улыбки, так она просто не сходила с лица президента, и то и дело звучал его стеклянный, странный смех.
Трентон любил свою двойную жизнь. Беспощадный, жестокий делец, умеющий пройти по трупам (когда-то в буквальном смысле), чтоб округлить и без того огромный капитал. Человек, не знающий жалости, наводящий страх, без предрассудков, без принципов, без святынь. Таков он на Бродвее. Обаятельный, широкий, готовый всем помочь, всех поддержать, филантроп и покровитель спорта, болельщик и патриот своего университета, готовый на все ради его спортивной славы. Таков он в своем университетском клубе. Была еще третья жизнь, также делившаяся на две части: светские приемы, гольф и яхт-клубы, очаровательная жена, встречи с сильными мира сего и две-три тайные любовницы, ночи в игорных домах, свидания с сильными сего мира, связь с которыми не афишируют.
В общем, Марк Трентон, бывший Марко Трентини, был доволен жизнью. У французов есть такое хорошее выражение — «он прибыл». Это значит, что человек удачно прибыл к намеченному жизненному финишу — не финишу жизни, а жизненному финишу, то есть сделал карьеру, добился чего хотел, счастлив во всем, может почивать на лаврах. Что ж, «он прибыл»: богат, известен, благополучен, все в порядке дома, в конторах, в делах. А главное, сколько перспектив! Вот и сейчас намечается новое интересное дело. Эта борьба самбо — красивое название! — что-то подсказывает ему, что у нее ох какое будущее! Нельзя зевать, надо сейчас же брать на нее монополию. Нюх еще никогда его не подводил. А он чувствует, что здесь есть чем заняться. Пока еще в Америке никто об этом самбо ничего толком не знает. Опомнятся, когда она станет олимпийским видом спорта, когда на чемпионаты начнут собираться по тридцать-сорок стран, глядишь, еще дзю-до потеснит. А там появится международная федерация… — Кто-то должен же войти в исполком от Америки! Почему бы не он, Трентон, черт возьми!..
…Они сидят втроем в первом классе в носу гигантского «Боинга»-747, пересекающего океан. Трентон закрывает глаза и уносится в мечту. Огни притушены, из мягких, теплых наушников, которые он надел, льется тихая музыка. Кэрол, хорошо посидевшая в баре на втором этаже, крепко спит в своем кресле, дремлет и Боб, укрывшись от всех «Плейбоем», который он опустил на лицо. Словно призраки скользят стюардессы, чутко следя, не нужно ли чего. Да, он сделал хорошее дело в Мадриде, не зря слетал! Этот здоровяк с невозможной фамилией Мо-настыр-ский, судя по всему, серьезный партнер, на него можно положиться. Тренера он пришлет, и наверняка хорошего. И работать тот будет добросовестно. Очередной спортивный болванчик. Ну и слава богу! С таким легче поладить. Трентон еще не встречал в жизни человека, которого нельзя было бы купить. Весь вопрос, как всегда, в цене. Вряд ли такой запросит много. Да и не военные же тайны его попросят добывать, не шпионажем заниматься!.. Трентон усмехнулся. В его изворотливом мозгу, привыкшем к хитрым многоходовым комбинациям, уже зрел план, как обеспечить себе монополию на борьбу самбо в США, славу первооткрывателя этой борьбы на Американском континенте, а главное, быстрые и блистательные победы своих самбистов— свидетельство его прозорливости и великих способностей спортивного босса, босса спортивной индустрии. Впрочем, он босс многих индустрии. Лишняя не помешает.
За окнами самолета ночь. В наушниках поют марья-чос. Трентон нажимает кнопку, и, словно из небытия, перед ним мгновенно возникает стюардесса. Он заказывает водку. Почему? «А почему нет? — отвечает он сам себе. — Наверное, чтобы выпить за здоровье этого Мо-на-стыр-ского. Черт возьми, ну и фамилия!». Стюардесса не удивляется тому, что в три часа ночи над океаном этому пассажиру первого класса вдруг захотелось русской водки, — она еще и не к тому привыкла. Через пять минут она приносит заказанное из бара. Трентон заинтересованно следит за движением ее стройных ног вниз по лестнице. Пригубляет ледяную водку, косится на жену. Вздыхает. Конечно, Кэрол красива. Очень красива. И очаровательна, когда хочет, только вот хочет она этого все реже. И все чаще — выпить. Настроение Трентона начинает портиться. Ведь какая была девочка, наивная (а может, притворялась?), веселая (а может, изображала?), влюбленная (может, обманывала?)! Как он баловал ее, чего только не дарил, куда не возил, куда не приглашал! И что же? Пьет. Пьет вовсю, а сейчас — он старается прогнать эту страшную мысль, — сейчас, как ему кажется, открыла для себя наркотики. Доказательств, правда, нет, но уж ему-то хорошо знаком этот стеклянный взгляд, эти вспышки раздражения, сменяющиеся преувеличенным весельем. Надо будет проследить. И откуда все это взялось? Сам виноват. Ведь не пила. Он заставлял. На приемах. На обедах с нужными людьми. И вот результат. Но кокаин-то или ЛСД он не просил ее принимать, черт возьми! Нет, с этим надо кончать,
К счастью, у него есть жене альтернатива (интересно, можно так сказать — альтернатива жене?). Трентон не без удовольствия стал прикидывать, какую из своих любовниц он, вернувшись, посетит первой.
И не заметил, как уснул. Он проснулся, когда чудовищно огромный самолет приземлился в аэропорту Сан-Франциско. Зажегся свет, заскользили стюардессы. Притихшие после долгого перелета пассажиры собирали сумки, оглядывались, чтобы убедиться, что ничего не забыли. Шурша подошвами, двинулись к выходу.
В Сан-Франциско предстояла пересадка. Маленький, юркий «джип» перевез Трентона, Кэрол и Боба через весь аэродром в тот его конец, где стояли личные самолеты. Трентон недавно приобрел двухмоторную белоснежную «Сэсну» и не уставал восхищаться своим первым самолетом. Теперь он мечтал о персональном «Боинге», чтобы летать в Европу. Но пока что причин для частых полетов не было, и он колебался.
За штурвал сел сам Трентон — водить самолет он никому не доверял, хотя держал пилота, главной обязанностью которого было содержать машину.
Трентон поднял самолет в воздух и, сделав вираж, лег на курс. Он испытывал неповторимое чувство гордости и удовлетворения, когда управлял самолетом. Ему казалось в этот момент, что он властелин мира. Вон там внизу копошатся какие-то букашки, люди, судьбами которых он распоряжается, там внизу его клубы, отели, рестораны, владения. Конечно, не так уж их много по сравнению с тем, что есть у миллиардеров, но сейчас, когда он парил над всем этим, он видел себя самым могущественным, самым сильным, самым богатым…