Повесть о страннике российском
Шрифт:
— Господи, стало быть, не я в ответе перед тобой буду, коли клятву сию нарушу и от службы королусу датскому сбегу! Ибо за присягу на верность его величеству Христиану Седьмому не Василий Баранщиков, а Мишель Николаев на страшном суде ответит!
На другой же день началась регулярная солдатская служба Баранщикова в датском гарнизоне острова Святого Фомы. Новобранцы несли службу в порту, охраняли кордегардию и цейхгаузы, надзирали за работой цветных рабов на сахарных и кофейных плантациях. Но чем пристальнее присматривался датский комендант острова к новому пополнению своего гарнизона, тем меньше доверия внушал ему рослый нижегородец, когда он, с ружьем в руке, стоял в карауле на охране датских коммерческих интересов!
Развалясь в качалке на балконе своего дома, комендант гарнизона, майор датских королевских войск, читал и перечитывал письмо от отца из далекого Шлезвига. Дома, в метрополии, все еще неспокойно, чернь еще волнуется, не изгладилась из памяти людской ужасная казнь министра Струензее и печальная гибель юной датской королевы, сестры английского монарха.
Ох уж этот Струензее, государственный реформатор и демократ! Сколь необычна его бурная, короткая судьба! Дворцовый медик, потом доверенное лицо Христиана VII и его бывшей семнадцатилетней супруги Каролины-Матильды. Потом — министр, а вскоре и глава правительства. Ну, и тайный возлюбленный Каролины-Матильды. Его любовная связь с особой царствующего дома была использована как предлог для суда, и в конце концов Струензее взошел на эшафот. Но человек этот успел улучшить государственные финансы, администрацию, промышленность, облегчить участь крепостных. Кучка оттесненных им аристократов во главе с мачехой короля сумела опозорить и погубить реформатора. Чернь сперва улюлюкала, когда палач на площади, прежде чем обезглавить обреченного рубил ему руки, дерзнувшие подписать небывалые в Дании законы — об отмене пыток, цензуры, барщины… Ныне же, спустя годы, народ еще громче ропщет против аристократов, отменивших реформы и казнивших творца их. Жалеют в народе и грешную королеву, которая, в надежде спасти любимого человека, призналась в близости к нему, была заточена в крепость и быстро угасла от горя вместе с грудной дочуркой. Эта печальная история породила немало народных песен и опасным образом волнует умы черни…
Майор задумался так глубоко, что отцовское письмо соскользнуло на пол. Здешние дела — еще тревожнее. Неподалеку от острова, вверенного заботам майора, идут военные действия между войсками британского короля Георга III и восставшими против его власти колониями. Бунтовщики объявили себя, изволите ли видеть, Соединенными Штатами. Тоже, подумаешь, штаты! Толпа голодранцев против коронованного монарха! Каперы этих американских голодранцев, а также, что греха таить, и королевские, то и дело шныряют теперь поблизости, норовя под шумок отщипнуть в общей свалке кусочек от датских богатств. Долго ли до беды при таких событиях?
Плантаторы на острове перестали спать спокойно, выставляют на ночь охрану, держат ружья и пистолеты в изголовьях и требуют, чтобы администрация побольше вербовала белых солдат-наемников для островного гарнизона: скверные вести пришли с побережья Перу и Кито, [8] а они, увы, поближе, чем Дания! Там в Перу вспыхнула кровопролитная война коренных индейских племен против нынешних хозяев Южной Америки — испанских завоевателей.
В одном из глухих перуанских селений нашелся смельчак по имени Кондорканки, вздумавший возродить былую государственную мощь народа инков. Кондорканки приходился сродни последнему императору инков Тупак Амару Первому, которого испанцы успешно обманули, схватили и назидательным образом казнили лет двести назад на площади города Куско. И вот праправнук казненного народного героя принял его имя и поднял восстание. Шестьдесят тысяч индейцев объединились под его знаменем, прогнали испанских помещиков и администраторов и одержали важные военные победы. Однако и Тупак Амару Второй имел неосторожность поверить некоторым хитроумным обещаниям испанцев. Слава богу, они схватили и этого бунтовщика! Испанские колониальные власти, разумеется, подвергли вождя инков такой же мучительной казни, как и его предшественника, и даже на той же площади древнего Куско. На глазах всей семьи осужденного палачи вырвали у него язык; растерзали на части тело и тут же предали останки огню. Затем были обезглавлены все члены семьи Кондорканки — его юные сыновья, дочери, жена, чтобы казненный вождь не оставил на земле инков потомства. Как рассудительно!
8
Кито — прежнее название республики Эквадор.
Однако же дерзких индейцев не устрашило зрелище этой расправы. Силы повстанцев даже возросли. Они осадили несколько городов. Подумать только, какое варварство! Воевать против христианского народа из-за какого-то казненного царька с его детенышами!
До сих пор датчане не очень-то ладили со своими соседями-испанцами, но… общая опасность сближает! Боже мой, как все же предусмотрительно было со стороны первых белых колонизаторов Вест-Индии — добрых голландцев, гордых испанцев, изящных французов, точных англичан и грубоватых португальцев, не говоря уже о добропорядочных датчанах, — поголовно истребить всю эту индейскую нечисть на Антильских островах. Ни на острове Святого Фомы, ни на Пуэрто-Рико нет больше ни одного живого индейца из коренных карибских племен. А ведь было их некогда более шестидесяти тысяч только на одном Пуэрто-Рико!
Какая огромная благодарная работа — уничтожить такое множество цветных! Истребляли их всеми средствами, доступными цивилизованному, христианскому миру: устраивали облавы и охоты на индейцев, приманками ловили голодных ребятишек и, заразив их опасными болезнями, отпускали в горы, к племенам, укрывшимся от преследования в пещерах. Разве это не дальновидно? Впрочем, истреблять всех туземцев не было надобности. Сильных индейских мужчин, которых удавалось схватить живьем, заставляли работать на рудниках. На всех островах Вест-Индии имелось россыпное золото, и индейцев использовали на промывке песка. Солнце, голодный паек и бичи делали свое дело: индейцы очень скоро подыхали. Уже к концу XVII века на всех вест-индских островах, занятых испанцами, англичанами, голландцами и датчанами, коренных жителей — индейцев — не осталось. Тогда колонизаторы нашли неиссякаемый, почти волшебный источник богатства: начали ввозить сюда для черной работы черных людей — негров.
Сотни тысяч черных рабов теперь не покидают ни днем ни ночью цветущих плантаций. После дневного труда они спят в шалашиках, прямо на возделываемой ими земле. Труд негров превращает в явь мечты плантаторов о сказочном Эльдорадо: белые хозяева плантаций живут в мраморных дворцах, едят на золоте, ездят в роскошных каретах, и сотни слуг предупреждают малейший каприз хозяина. Нигде в мире власть над черными рабами не приносила белым владельцам столько наслаждений, как здесь, в Вест-Индии блаженного XVIII века!
Но увы — эта власть, считавшаяся незыблемой, в последнее время становится шаткой. То, что представлялось невозможным — сговор негров между собою, — повторяется то тут, то там, все чаще. Ведь, казалось бы, столковаться им немыслимо: привозят их из разных областей Африки, они не имеют ни общего языка, ни общих обычаев, ни даже общих воспоминаний о родине. Они незнакомы со здешними условиями, не знают ни климата, ни местности, ни людей. Их немедленно, часто еще в пути, обращают в христианство и учат покорности. Целая армия попов и монахов-миссионеров занята этим богоугодным делом на всех плантациях. И все-таки…
В Новой Гранаде [9] недавно было восстание негров, индейцев и креолов. Лишь регулярные испанские части смогли вдосталь накормить голодных повстанцев свинцом и навести порядок. Пожар восстания был залит негритянской кровью. Но разве в других местах не грозят такие же возмущения? Вот, например, соседний остров Гаити. Большая его часть принадлежит французам, остальная — испанцам. Белых на Гаити — ничтожная кучка, а черных — около полумиллиона. Ежегодно туда привозят по 20–25 тысяч новых рабов. Обращение с ними самое суровое. Это тамошние плантаторы придумали мудрое правило: лучше уморить негра работой в молодости, чем потом кормить его в старости. Лет шестьдесят назад, в 1718 году, рабы-негры на Гаити возмутились. С тех пор там усилены белые гарнизоны, французские и испанские, но положение снова становится опасным: в горах, по слухам, скопились тысячи беглых рабов, называемых «маронами». Это грозит хозяевам плантаций новыми трудностями. [10] И эта угроза становится повсеместной. Поэтому и на острове Святого Фомы имеется надежный белый гарнизон. Гм! Надежный гарнизон? На поверку выходит, что надежным-то он является не весь!..
9
Прежнее название Колумбии.
10
Великая революция негров на Гаити, начатая спустившимися с гор «маронами», произошла позднее, в 1791 году. В полночь 22 августа запылали тогда по единому сигналу 1200 кофейных и 200 сахарных плантаций. Руководил повстанцами легендарный Туссен Лувертюр.
Комендант гарнизона отвлекся от своих невеселых размышлений, ибо мимо балкона, где он лежал в своей качалке, промаршировал взвод солдат. Вон, во второй шеренге, за правофланговым шведом, шагает, опустив голову, этот силач рус, Мишель Николаефф. Владельцы плантаций недовольны им. Негодяй совершенно непригоден для решительных мер! Он неумело обращается с оружием, когда требуется пустить его в ход против непокорного или невежливого раба. Позор для солдата! Кроме того, соглядатаи доносят, что он питает тайные мысли о побеге и даже пронюхал о русском переводчике Каржавине на французской Мартинике. Неблагонадежный солдат даже пытался писать на Мартинику, но оттуда пришло известие, что дипломат и коммерсант Каржавин лишился всего имущества вследствие землетрясения и уехал в Америку на провиантском судне купца Дальтона. Даст бог, это охладит русскому медведю Мишелю Николаеффу голову, набитую сумасбродными планами бегства! А что, если он все-таки выйдет из повиновения и покажет дурной пример остальным? Придется расстрелять, а ведь это убыток для компании, не дай бог! Уж очень он эффектен в караулах и на смотрах! Лучше всего обменять его на парочку цветных, но только так, чтобы оправдать расходы по вербовке! Сбыть его повыгоднее — и лишняя забота с плеч!