Повесть о страннике российском
Шрифт:
Обрадованный майор все же счел своим долгом предупредить соседа, что солдат Николаефф и сам склонен к побегу, и ненадежен как надзиратель.
— Мне нужен кухонный слуга для тяжелых работ в доме.
Насчет побега — не тревожьтесь, от нас не убегают! Благоволите назначить цену, сеньор комендант.
— Полагаю, ваше превосходительство, что он будет счастлив столь благоприятной судьбе и станет… трудиться за двоих. Угодно ли вам, ваше превосходительство, уступить мне за этого великолепного московита… парочку широкоплечих негров из ваших нынешних гребцов. Я любовался ими! Нам здесь нужны черные руки, ваше превосходительство, очень нужны. И, хотя цены на негров в настоящее время как будто падают… Ведь их стали теперь возить не только англичане, но и американцы… хэ-хэ-хэ, я бы, из желания угодить вашему превосходительству и в то же время не упустить из виду интересов нашей компании, счел бы такой обмен справедливым для обоих сторон, не так ли?
— Испанский дворянин не торгуется с соседом, когда речь идет об исполнении прихоти дамы, сеньор! — важно сказал коррехидор Пуэрто-Рико, обрадованный, что не нужно платить наличными за нового слугу. У его превосходительства спеси было больше, чем наличного золота в атласных карманах!
Пуэрто-Рико
Опять корабль, ветер в парусах, шлепающие удары волн в корабельную грудь. С борта генеральской яхты Василий Баранщиков наблюдал за выходом в море «Песни ветра». Оба корабля одновременно покидали бухту Святого Фомы. Яхта пошла к острову Пуэрто-Рико, «Песня ветра» некоторое время держалась на параллельном курсе.
Привычным, уже опытным матросским взглядом глядел Василий Баранщиков на ее стройные мачты, упруго несущие белую громаду парусов — грота, марселей, брамселей, триселей и кливеров; прикидывая в уме соотношение парусов и ширины судна, он дивился непривычной быстроте хода английского корабля, будто летевшего по воле. «Песня ветра» была новейшей постройки, но в этом изящном, стройном судне угадывалось что-то зловещее. Чудилось даже, что ветром доносит с него запах человеческих тел, пота, мочи, пропитавшей самое дерево бортов…
Отсалютовав яхте, «Песня ветра» переменила курс, и вскоре белое пятнышко ее парусов исчезло за горизонтом.
Новый владелец «Мишеля Николаева», испанский генерал и губернатор острова Пуэрто-Рико, торопился домой. Яхта шла на всех парусах. Генерал знал толк в мореходстве и видел, с какой ловкостью управляется с парусами новый матрос.
— В море он был бы нужнее, чем на кухне у сеньоры! — подумал генерал и вспомнил о предостережении датского майора.
— Чтобы из головы этого сильного московита изгнать всякую мысль о побегах, придется дону Мануэлю принять меры сразу по приезде, а то… ищи потом ветра в поле. Рабов, черных или белых, равно как и рабочий скот, принято клеймить. Гм! Заклеймить такого молодца?.. Что ж, за него отдано два негра, а это около ста британских фунтов стерлингов, и он нужен для хозяйства…
Путь, который другие корабли проделывали за трое суток, легкая генеральская яхта оставила за собой в два дня и одну ночь. Перед наступлением второй ночи с корабля стали видны вершины высоких гор острова Пуэрто-Рико. Ранним утром яхта бросила якорь в бухте города Сан-Хуан — губернаторской резиденции.
Прибытие генеральской яхты было встречено пушечным салютом. Белый катер с красной полоской по ватерлинии и двенадцатью гребцами птицей полетел к яхте, четко развернулся перед трапом, быстро пришвартовался, и на палубу поспешно взбежал испанский офицер в треуголке. Он отсалютовал шпагой генералу и галантно раскланялся перед его супругой.
Уже сходя по трапу на катер, генерал вполголоса сказал офицеру, указывая на нового матроса, который в тот миг крепил цепь на кнехтах:
— Дон Мануэль, возьмите-ка этого молодца на ночь в кордегардию, пока он без клейм. Ему надо отбить охоту к новым морским путешествиям, понимаете? Два дня назад, у датчан, он помог скрыться каким-то беглецам. Позаботьтесь, сеньор, чтобы все было сделано быстрее. Потом ему найдется работа в моем доме.
Катер отвалил. В ожидании, пока решится его судьба, Василий Баранщиков рассматривал с палубы город и порт. Ему пояснили, что Пуэрто-Рико по-испански значит «богатый порт». И впрямь, здесь все крупнее, богаче, разнообразнее, чем на датском острове.
Уже не уютный городок Святого Фомы, а большой, существующий почти три столетия город — Сан-Хуан ди Пуэрто-Рико. Не маленький форт, а внушительная крепость царит здесь над берегом. Вместо одной лютеранской кирки здесь вздымаются колокольни нескольких церквей и католического собора. Горы уходят вершинами в тучи. Полоса взморья, обшитая кружевом пены, простирается на десятки верст. А за этой полосой тянутся плоские предгорья с огромными плантациями сахарного тростника, кофе, табака, пряностей. Здесь тоже ощущается в воздухе густой и терпкий запах диковинных растений. Он манит путника своей новизной, но Василию Баранщикову он уже в тягость. Ему милее дымок от березовых дровец, холодное дыхание зимней Волги поутру и теплый дух печеного хлеба, чуть слежавшегося сенца… Россия! Нет ничего дороже и милее! Никакие пальмы, ничье небо, самое голубое и ласковое, не заменят тебя русскому сердцу!
После ночи в камере гарнизонной кордегардии Баранщиков был выведен доном Мануэлем на утренний свет божий и зажмурился от яркого солнца. Казалось, оно раскаляло добела все вокруг — площадь, изгороди, стены, крыши. Указывая дорогу московиту, дон Мануэль только подбородок вскинул, не удостоивши Василия даже словом.
Идти пришлось недалеко, в губернаторскую канцелярию, которая занимала красивое здание с колоннами и закрытым, в испанском вкусе, — перенятом, впрочем, у мавров, — двором-патио.
Здесь, в здании канцелярии, их уже поджидал писец, еще какое-то духовное лицо в монашеской сутане и трое весьма угрюмых людей, одетых в черное. Писец и монах держали под мышками по тяжелой книге.
В глубине закрытого двора, под особым навесом, Баранщиков заметил жаровню с потухшими углями, похожую на те горны, которыми в России пользуются кузнецы на ярмарках и базарах. Небольшие кожаные мехи для раздувания угля свисали с полка. Под тем же навесом лежали на полке какие-то обручи, зажимы, печатки, железные дощечки, утыканные иглами. Одного взгляда на эту «кузницу» было достаточно, чтобы понять ее назначение при губернаторской канцелярии.
— Пытать привели! А я-то, дурак, подумал было, что барыня гишпанская меня к добру из солдатчины выручили. Ан, вот оно как обращается!
Писец и монах разложили на столике свои книги. Один из черных палачей грубо дернул Василия за рукав. Баранщиков, не поняв, чего от него хотели, рванулся и толкнул черного. Щуплый дон Мануэль втянул голову в плечи и пронзительно заорал. Ему показалось, что пленник намерен бежать.
— Держите его, держите! — истошно визжал офицер.
Три палача и даже писец набросились на московита. Вмиг они оборвали рукав рубахи, обнажив мускулистую руку, покрытую загаром. Палач дернул руку к себе, Василий споткнулся и упал на колени. Вскочить ему уже не дали: в этой позе его и привязали к столбу, а левую притянули ремнем к поперечному брусу.