Повесть о Сверкающей Равнине
Шрифт:
Когда же Халльблит снова пришел в себя, то уже не был в одиночестве; рядом с ним на коленях стоял человек, придерживая его голову, а другой, едва недужный открыл глаза, поднес к губам его чашу вина. Халльблит осушил чашу и ощутил прилив бодрости; и тут же дали ему хлеба, и поел он, и воспрял духом, и радость жизни вернулась в его сердце, и откинулся он назад, и сладко заснул на время.
Пробудившись от дремы, обнаружил Халльблит, что силы к нему вернулись, и он приподнялся и сел, и огляделся, и увидел, что поодаль расположились трое мужей: вооруженные, перепоясанные мечами, путники, тем не менее, вид имели весьма жалкий, ибо одежды их изрядно поистрепались в дороге. Один из них был весьма стар, и седые волосы его свисали лохмами; другому, хотя и не столь преклонных
Завидев, что юноша заворочался, все трое воззрились на него и старший молвил:
– Добро пожаловать тому, кто некогда не смог просветить нас!
А второй подхватил:
– Хоть теперь просвети нас.
Но третий, удрученный, воскликнул вслух, говоря:
– Где же та земля? Где же та земля?
Ответствовал Холлбит:
– Похоже на то, что земля, которую вы ищете – та самая, откуда пытаюсь я бежать. И еще не утаю: сдается мне, видел я вас и прежде, и было это в Кливленде-у-Моря, когда жилось мне веселее.
Все трое кивнули в знак согласия и закричали:
– Где же та земля? Где же та земля?
Халльблит поднялся с песка и молвил:
– Вы исцелили меня от смертельного недуга, и я сделаю все, что могу, дабы исцелить вас от недуга скорби. Пойдемте со мною вверх по перевалу, и я покажу вам издалека искомую землю.
Тут все вскочили на ноги, словно вернулись к ним проворство и молодость, и Халльблит повел своих спутников через гребень хребта и в тесное ущелье, где впервые пришел в себя; а оттуда показал им пятнышко зеленой земли между двумя скалами, на которое сам любовался не так давно; и странники застыли на месте, не сводя с него глаз, и зарыдали от радости.
Тут заговорил самый старый из пилигримов:
– Покажи нам дорогу к той земле.
– Нет, – ответствовал Халльблит, – не могу; потому что когда пожелал я покинуть тот край, не смог я уйти по своей воле, но был перенесен сюда, не ведаю как. Ибо едва приблизился я к границе земли вопреки воле Короля, он сокрушил меня, а затем вышвырнул прочь. Засим, поскольку не в моей власти помочь вам, ищите землю сами и позвольте мне уйти, благословляя вас, и выбраться из пустыни тем же путем, каким пришли вы. Ибо есть у меня дело в мире людей.
Отозвался самый молодой из пилигримов:
– Ныне ты обручился со Скорбью, и должен идти не туда, куда сам желаешь, а туда, куда она поведет; а она влечет тебя вперед, к жизни, а не назад, к смерти.
И добавил средний из пилигримов:
– Ежели мы отпустим тебя в пустыню, ты непременно погибнешь, ибо отсюда до населенных мест и до Града Купцов, откуда мы идем, месяц пути, и на всей дороге не встретишь ты ни снеди, ни питья, ни птицы, ни зверя, и никакой зелени; а поскольку мы нашли тебя умирающим с голоду, можно с уверенностью заключить, что еды у тебя нет. Что до нас, запас наш невелик; так что, ежели до Сверкающей Равнины значительно более трех дней пути, мы, чего доброго, сами скончаемся от истощения и испустим дух, уже различая впереди Поля Бессмертных. Тем не менее, то малое, что у нас есть, мы с тобою разделим, коли поможешь ты нам отыскать благословенную землю; так что еще удастся тебе отречься от Скорби и снова принять Радость в дом и на ложе.
Халльблит понурился и ничего не ответил, ибо запутался в сетях злоключений, и душа его ныла в преддверии мучительной смерти. Тут удрученный пилигрим заговорил снова и молвил:
– У тебя есть дело, говоришь ты? Исполнит ли его мертвый?
Задумался Халльблит, и в исстрадавшейся, измученной душе его возникло видение: морские волны плескали о борт черного корабля, а на палубе стоял человек, и кто же, как не он сам, обретший свободу продолжить поиски, и сердце юноши забилось быстрее, и молвил он:
– Благодарствую; я вернусь с вами, поскольку нет для меня иной дороги, кроме как назад в ловушку.
Трое пилигримов весьма тому обрадовались, а второй проговорил:
– Хотя смерть настигает, а жизнь – впереди, мы тебя чрезмерно торопить не станем. Было время, когда я стоял во главе воинства и узнал, как проигрывают битвы из-за недостатка отдыха. Так что отоспись теперь, дабы прибыло у тебя сил нам на подмогу.
Молвил Халльблит:
– Не нужно мне отдыхать; нельзя мне отдыхать, отдыхать я не желаю.
Возразил удрученный пилигрим:
– Можешь отдохнуть на законном основании. Так говорю я, кто был некогда говорителем закона.
Добавил убеленный сединами старец:
– А я повелеваю тебе отдохнуть: я, что встарь был королем могучего народа.
А Халльблит и в самом деле безмерно устал к тому времени; так что прилег он и сладко заснул на каменной пустоши в окружении трех пилигримов: старого, удрученного и весьма старого.
Пробудившись, юноша вновь ощутил себя здоровым и сильным, и вскочил на ноги, и оглянулся, и увидел, что заворочались трое пилигримов, и по солнцу заключил, что настало раннее утро. Удрученный пилигрим извлек на свет хлеб, и воду, и вино, и друзья утолили голод, а после того заговорил он и сказал:
– Ныне в суме и бутыли остается еще припасов на одну трапезу для нас всех, и не более того, ежели не считать крошек и глотка-другого вина, коли распорядимся мы им с толком.
Молвил второй старец:
– Тогда в дорогу, и поторопимся! Я тут поосмотрелся, и, сдается мне, хотя и долог путь, не вовсе он для нас безнадежен. Взгляни-ка, сын Ворона: разве нет там тропы, что вьется вверх по кромке оврага? И, как уже разглядел я, уводит она и дальше, вниз от помянутого выступа.
И в самом деле, обнаружилась там тропинка, уводящая через каменные завалы пустоши; так что странники двинулись по ней, воспряв духом, и шли весь день, но так и не встретили ничего живого, ни листочка травы и ни струйки воды; ничего, кроме бурых, опаленных солнцем скал; и хотя верили они, что дорога ведет их в нужном направлении, более не довелось им увидеть проблеска Сверкающей Равнины, потому что на севере стеною воздвигся высокий кряж, и шли они словно бы вниз по гигантскому котловану, проложенному среди скал, хотя то и дело путь им преграждали овраги, и бугры, и хребты.
На закате путники сделали привал и подкрепились, ибо весьма устали; а после прилегли и заснули так крепко, словно находились в роскошнейшем из дворцов. На следующий день друзья рассудительно поднялись спозаранку и пошли дальше, почти не переговариваясь, и казалось им, что дорога по-прежнему уводит вперед. А тем временем северный горный кряж поднимался все круче и круче, так что перебраться через него не представлялось возможным; но огражденная с одной стороны тропинка так и не оборвалась. С наступлением вечера странники расположились на отдых и доели-допили то немногое, что еще у них оставалось, ежели не считать глотка-другого вина, а затем пошли дальше в лунном зареве, ибо луна светила так ярко, что взгляд по-прежнему различал тропу. И так случилось с Халльблитом, как оно нередко случается с усталыми путниками, что брел он вперед и вперед, почти не осознавая, где находится и кто его попутчики, и что они вообще при нем есть. В полночь они снова прилегли в каменной пустыне, голодные и измученные. Поднялись они на рассвете и отрешенно двинулись вперед, уже не смея надеяться; ибо теперь северный горный кряж подступил к самой тропе, словно отвесная стена матового камня, через которую никому не дано перебраться, разве что крылатой птице; так что поначалу тем утром путники ничего иного не ожидали, как только сложить свои кости в жуткой пустыне, где никто их не отыщет. Но пока, одержимые голодом, с трудом пробирались они по узкой тропе, из пересохшего горла Халльблита вырвался глухой крик, и померещилось, будто в ответ ему раздался другой, похожий; и обернулись пилигримы, и увидели, что спутник их указывает на отвесный склон, и ло! – на полпути вверх по матовому, опаленному солнцем камню, в расщелине, уселись два ворона, хлопая крыльями и каркая, вытягивая шеи и вращая головами; в следующее мгновение сорвались они с места и принялись парить в разреженном чистом воздухе над головами путников и хрипло каркать, словно радуясь встрече или потешаясь над незадачливыми странниками.