Повесть об укротителе
Шрифт:
«Здравствуй, мой дорогой сыночек Ваня!
Зачем ты, самовольник, оставил свою родную мать и уехал в Москву, к чужим людям. Это вы все с дедом надумали и от меня скрыли. Дед старый — нынче жив, завтра помер, — а я тогда одна-одинешенька останусь. Как жить-то буду? Не будет у меня на старости лет кормильца. Тебе, Ванюша, надо бы к земле поближе держаться и хлеб сеять, как твой отец и дед хлебопашеством занимались, а ты вон что удумал — со зверями бороться. Беду себе ищешь. И нашлись же такие бессовестные люди, уманили тебя, глупого и малолетнего,
Сыночек мой родной, Ванюшенька, отвечай мне поскорее и приезжай обязательно. Я места себе не нахожу, ночами не сплю. А ну как случится с тобой что-нибудь… Хожу в ликбез, а грамота на ум мне не идёт. Все думаю о тебе, сыночек мой. Приезжай скорей, успокой свою мать. Ты одна у меня надежа. Жду тебя, Ванюша, домой с нетерпением.
Письмо писала сама, и если, уж что не так — не обессудь меня, сыночек.
Поклон тебе от деда.
Остаюсь жива и здорова твоя родная мать Дарья Ивановна».
В письме было много ошибок, буквы написаны неровно, неуклюже, но Мария Петровна ничего этого не заметила. Письмо Дарьи Ивановны ее сильно разволновало.
— Во всем Николай виноват, — сказала она сердито, — наобещал мальчишке златые горы, вот он и прикатил. Что теперь с ним делать? И в Крым увёз…
— А ты, Маруся, не больно расстраивайся, — успокаивала невестку Клавдия Никандровна. — Конечно, мальчишка ещё глупый, а сердце материнское жалостливое. Как вернутся из Крыма, так надо взять его, паршивца, и отправить домой. А ты, Маруся, сядь и напиши Дарье Ивановне письмо, успокой материнское сердце.
Маша села за письменный стол и написала Дарье Ивановне тёплое письмо. Маша извинялась перед ней, успокаивала её тем, что её Ваня жив и здоров, и, как вернется из поездки, так сейчас же приедет к ней, в родное село.
Через месяц Николай Павлович вернулся с гастролей, и в доме Ладильщиковых произошёл крупный разговор.
— Как же ты, Ваня, приехал? — спросил Николай Павлович. — Ведь мама-то, оказывается, против.
Ваня густо покраснел и потупился.
— Если б я сказал маме, она не пустила бы меня.
— А зачем же ты нас обманул? — сердито спросила Мария Петровна,
— Тогда бы вы меня не приняли.
— Зачем ты все это сделал? — спросила Клавдия Никандровна.
— Я хочу работать с дядей Колей… И зверей люблю… — Придется тебе вернуться к матери, — резко сказала
Мария Петровна.
— Я не поеду.
Голос у Вани дрогнул, и на глазах показались слезы,
— Ну как же теперь быть? — мягко спросил Николай Павлович.
— Я лучше ей письмо напишу.
— Ну, ладно, давай напишем, — согласился Николай Павлович, — а там посмотрим, что она нам ответит.
Конечно, получилось не совсем хорошо — Ваня уехал из дому без ведома матери, но Николаю Павловичу не хотелось отпускать его домой. Мальчик полюбился ему. За месяц совместной жизни на гастролях Николай Павлович убедился в том, что Ваня не боится никакой работы. Он даже стирал себе белье и готовил обеды. И за медведем ухаживал старательно: чистил клетку, кормил его, угощал сластями, играл
— Смотри, Ваня, это только в сказках про медведя много хорошего насочиняли, а на самом деле это весьма ненадежный, недоверчивый и злобный «друг».
На досуге они вместе читали только что вышедшую книгу Владимира Дурова «Дрессировка животных». С каким жадным любопытством Ваня схватывал все, что касалось поведения животных и их дрессировки! Нет, нельзя Ваню отпускать. Со временем из него получится надежный помощник, хороший дрессировщик.
Опечаленный письмом матери и тем, что из-за него произошла ссора в семье Ладильщиковых, Ваня пошел к Мишуку в хлев. Он подошел к медведю и обнял его за шею. За время гастролей они свыклись друг с другом и, кажется, подружились. А сейчас у Вани такая тоска на душе и хочется поделиться с Мишуком, рассказать ему о своем горе, о том, что, может быть, им придется разлучиться…
Через некоторое время Николай Павлович спросил:
— А куда ушел Ваня? Письмо надо бы писать.
— Кажется, он к Мишуку пошел жаловаться, — сочувственно сказала Клавдия Никандровна.
Николай Павлович вышел во двор и крикнул:
— Ваня, где ты? Иди сюда!
В ответ он услышал из хлева какой-то странный, придушенный крик:
— Я т-ута-а!..
Ускоренным шагом Николай Павлович подошел к хлеву и порывисто открыл дверь. Подмяв под себя и обхватив Ваню всеми лапами, медведь катал его по земле, мял и громко сопел. Ваня пытался вырваться из его лап и не мог.
— Мишук! На место! — строго крикнул Николай Павлович.
Медведь выпустил Ваню и отошел в угол.
Ваня встал, весь испачканный землею, с порванными штанами и рубашкой. На обнаженном теле были свежие царапины. Волосы у него разлохматились. Тяжело дыша, он отряхивался от земли.
— Ты что с ним делал? — спросил Николай Павлович.
— Я сначала играл с ним, а он бороться стал. И повалил меня. Я хотел вырваться, а он не пускает.
— Пойдем. Переоденься и умойся. Будь с Мишуком осторожнее, не панибратствуй с ним. Зверь всегда остается зверем.
Клавдия Никандровна, узнав о случившемся, сказала сыну:
— Коля, отправь мальчишку домой, а то еще беды наживешь с ним. Уж больно он небоязливый. Такие своей смертью не помирают.
— Ладно, мама, я подумаю, — уклончиво ответил сын. Вечером того же дня Ваня написал матери письмо.
«Дорогая моя мама!
В первых строках моего письма шлю вам свой чистосердечный привет и низко кланяюсь тебе и дедушке Ананию Матвеевичу и сообщаю, что я жив, здоров, чего и тебе, мама, и дедушке моему желаю. Не ругай меня, мама, что я самовольно уехал, и не вини Николая Павловича. Он не звал меня, я сам к нему приехал. Дорогая мама, ты не беспокойся за меня, люди они хорошие, добрые, а дядя Коля жалеет меня, как родной отец. Я его полюбил, но и тебя, мама, никогда не забуду и буду помогать. Жизнь у нас интересная. Вот мы ездили в Крым на гастроли, и я повидал там, мама, и синее море, и высокие горы, и много разных людей.