Повесть провальная
Шрифт:
— Не иначе как угол внутреннего трения во всем виноват: видать, неправильно его рассчитали, — утверждали потомственные атеисты. — Вчера еще ноги были полностью видны, а сегодня забор их уже по щиколотку закрывает.
— В Европейском банке развития надо причину искать, — говорили атеисты не атеисты, верующие не верующие, а в общем, люди искушенные в происках международной закулисы. — А лучше всего это сразу в Страсбург жалобу накатать. Пусть там разбираются!
Вот в такую тревожную обстановку и угодил гений Костя Навродин аккурат восьмого октября, буквально на следующий же день после своего приезда. Дымный осенний ветер гулял над Холмом, и твердело лицо у гения, когда он смотрел на Монумент, и рождались у Кости в
Утопающий хватается за соломинку, мэр Дурин уцепился за гения Навродина.
— Будем считать, уговорили. Так и быть, тряхну стариной. Послужу родному фатерланду! — сказал гений, выслушав сбивчивый рассказ мэра о Монументе, карстовых пустотах и прорабе Козлове.
— С чего думаете начать, Константин Иванович? — юлил мэр перед гением, наливая ему кофе.
— Нам, арийцам, все равно, с чего… С общественного мнения, естесс! — расслабленно отвечал гений. А вот как именно он это дело начнет, распространяться не торопился. Да мэр особо и не расспрашивал. В Москве ему ясно сказали: в Костины дела не лезь! Навродин — в Городе, вместе с вами? Вот он все за вас и решит. А вам и думать ни о чем не надо.
Решать Костя начал жестко, умно, энергично.
— Значит, так. Мне — машину, пару-тройку помощников попроворней, помещение под офис, это само собой, — говорил он, как диктовал, Дурину. — Вот, пожалуй, и все. Для начала. А дальше будем смотреть по обстоятельствам.
На первый взгляд, обстоятельства складывались вполне удачно: Монумент пока стоял на месте. Правда, осадка у него составляла уже более пяти метров. А вот забор был крепок, как никогда, и охрану здесь по-прежнему не снимали.
— Ничего, метров сорок в запасе у нас еще есть, — говорил умный Павел Иванович из НИИ, все еще регулярно появлявшийся на Холме, хотя бетонных работ там больше не вели и никаких скважин не бурили. — А если еще и угол внутреннего трения не подведет, так Монумент очень даже легко и до Годовщины дотянет!
Ходоки еще толпились на Холме, рассуждая про мировую закулису, а Навродин уже успел выступить по телевидению и доходчиво объяснить населению текущий момент. При этом в выражениях он не стеснялся.
— Город в опасности! — вещал Навродин с телеэкрана. — За Рекой для нас денег нет! Все на борьбу за спасение Монумента!
Идея была проста и понятна даже ребенку: Монумент для Города — это хорошо, Город без Монумента — это плохо. Тотчас же и появился Фонд по спасению памятника (ФСП). Возглавил его лично Костя Навродин. В правление Фонда вошли: известный в городе дантист Шпицгольд, не менее известный чиновник Колобанов, предприниматель божьей милостью Задрыгин, ну и еще человек пять. А вот профессор Рябцев войти отказался. Да его и не упрашивали, сказали только, что в Фонде и без профессоров найдется кому зарплату получать. Люди все уважаемые, ни без царя в голове, а уж идей у каждого было столько, что на три ФСП хватит.
С идей и начали. Смело повел себя чиновник Колобанов — предложил увеличить арендную плату, взимаемую с кафе «Старый дот», а дополнительные средства направить на благоустройство Холма. Чиновнику бурно поаплодировали. Предприниматель Задрыгин, тот больше на патриотизм нажимал: предложил организовать сбор средств во вновь образованный Фонд, сам же первый и сделал взнос — пожертвовал сто рублей мелкими купюрами. Задрыгину тоже похлопали, но не сильно: как видно, решили оставить свой патриотизм на черный день.
Неловкость вышла с дантистом Шпицгольдом. Это когда Абрам Моисеевич предложил открыть на Холме стоматологический кабинет, дабы попутно привлечь широкую общественность и к проблемам Монумента. Членов комитета смущала перспектива слышать вопли пациентов вблизи исторического памятника.
— Да я исключительно под наркозом буду лечить! — горячо убеждал Шпицгольд. Тем не менее, после бурного обсуждения дантистово предложение было решено рассмотреть на ближайшем заседании.
Себе Навродин взял самый трудный участок работы. Как же, видели в Городе взмыленную Костину машину, с невообразимой скоростью перемещавшуюся от администрации к казначейству, от казначейства — к банку, а от банка — в Фонд. Веселые были денечки! И журналист Ал. Серебряный, человек весьма плодовитый, после теплой беседы с Костей уже печатал в газете стихи, выдавая их за сугубо народное творчество:
Бессильны все перед землею — И бог, и царь, и Президент. Своей мозолистой рукою Поддержим славный Монумент!А вот мэр Дурин совершенно потерялся в вихре событий. То есть какие-то бумаги он подписывал, но какие именно — рядовым членам ФСП было невдомек. Кое-какие распоряжения Аркадий Филиппович отдавал, но касательно чего он распоряжался, даже искушенному Задрыгину не было известно. Зато появились вдруг в Городе огромные плакаты с изображением весьма расстроенного гражданина, державшего в руках шапку невообразимых размеров, с броской надписью на ней: «А ты — помог Монументу?» Здесь же, под шапкой, был и адрес, куда гражданам следовало обращаться с помощью, а также банковский счет, на который следовало перечислять свою посильную лепту.
В приемную еще названивали члены комиссии по подготовке к Годовщине, но им отвечали, что у мэра совещание и раньше чем через неделю он не освободится. Так что лучше всего позвонить в начале следующего месяца… или в конце. Тем временем, не дождавшись дополнительных средств, гостиничный директор Семин плюнул на зимний сад и на скорую руку соорудил вместо него небольшой, но уютный кегельбан, где по вечерам и пропадал, гоняя шары на пару с Колобановым. Впрочем, один VIP-номер Семин все же отремонтировал, но до того скверно, что и не расскажешь. Зато доподлинно известна история с одной поп-дивой, как на беду заехавшей в Город — себя показать, Монумент посмотреть, а заодно уж и гастрольных денег подработать. Такой скандал дива в номере закатила, что только держись! Рассказывали поутру горничные, как швырялась дива цветочными вазами и кричала на всю гостиницу, какой он, директор Семин, мерзавец и подлец. Много звона было в гостинице в тот жуткий вечер!
Кстати, из-за Монумента остались совершенно без средств к существованию многие достойные граждане Города, как-то: начальник милиции Скарабеев, руководитель гороно Ерофеев, главврач «скорой помощи» Агеев и еще много всяких должностных лиц, которым так опрометчиво накивал в свое время городской финансист Биберман. Считай, все, что обещано было, на бурение скважин ушло. А финансиста на пенсию отправили. И поделом: будет знать, как кивать всем без разбору!
На фоне всеобщего уныния, охватившего Город, так и не осуществленная на Холме театральная постановка кажется совершеннейшим пустяком. Тем более что Фуфлачев, отправленный мэром в деловую поездку по древним памятникам и святым местам, в Город так и не вернулся. Вот как получил на харьковском главпочтамте пять тысяч гривен, якобы на билет, так с валютой и сгинул. А потом промелькнула в одном епархиальном журнале коротенькая заметка, что якобы в Киево-Печерской лавре появился один монах не монах, а в общем-то, вполне благостный послушник. И что будто бы водит он сейчас любопытствующих мирян подземными ходами, и рассказывает всякие интересные вещи о святых мощах. Да как еще рассказывает! Заслушаться можно. Правда, иногда прорываются в речи послушника отчетливые канцелярские обороты, да порою ни к месту цитирует он распоряжения Министерства культуры, однако тамошний настоятель о. Гермоген убежден, что со временем послушник Кирилл от этого непременно избавится.