Повесть Вендийских Гор
Шрифт:
— Схожу за ключами, — предложил оказавшийся без дела Горкан.
Он выбрался сквозь прямоугольник света и вскоре раздался его победный ликующий рев. Голова кешанца всунулась обратно в темницу. Он протянул Конану ключи от наножников. В другой его руке была пузатая тыква-горлянка, от которой исходил приятный сердцу винный дух.
26
Лунный свет падал на влагу бассейнов и отсвечивался в каплях на листьях цветов и деревьев. Низко склоненные звезды заглядывали сквозь витую каменную решетку. Стоял аромат мускуса, вендийских духов и юного девичьего
Серзак возлежал на низком диване и потягивал редчайшее вино из драгоценного фарфорового сосуда. Гириш недолго беседовал с ним наедине.
— Много воды утекло с той поры, когда мы виделись в последний раз, — начал он, проведя гостя в комнату, сплошь отделанную ореховым деревом с инкрустациями из слоновой кости, и усадив на сандаловый стул, покрытый шелковыми подушками.
Сам он поместился в такое же сидение напротив.
— Да, много, — с трудом смог вымолвить Серзак, у которого от продолжающегося ощущения ножа у горла стоял зеленый туман перед глазами.
Тянуло свежей прохладой, сплетались в затейливый узор голоса перекликающихся стражей и ритуальные удары оружия по медным щитам. На темном небе звезды сияли, горели и трепетали чистым, холодным огнем, теряющемся в немой глубине. Полная луна стояла высоко, слабым сиянием светились ледяные шапки гор, а глубокие долины тонули в млечной мути облаков. Летал ветерок, прохладный, как прикосновение храмовой девы, не знавшей мужчину.
— Ты сильно изменился, Серзак, — добавил Гириш после продолжительного молчания.
— У меня были на то веские причины, — ответствовал Серзак, которому с каждым мгновением делалось все хуже и хуже. Лицо раджи поплыло и стало раскачиваться как колыбель, которую старик качал в незапамятные времена, когда сидящий перед ним раджа еще помещался в колыбели. — Самые веские — годы. Они забрали у меня цвет моих волос, мои надежды, мои печали и мои возможности… — Серзак закрыл глаза.
— Ты устал, — заметил Гириш. — Поговорим наедине завтра утром. Времени у нас достаточно.
— Не скажи, — сквозь полусон пробормотал Серзак и уход раджи соединился у него с приходом девы, завернутой в шелк, девы-врачевательницы. Увы, не все недуги были подвластны ее исцеляющему искусству.
Утро застало Серзака на ногах. Он не вытерпел. Слишком сильные запахи, доносившиеся из сада, в котором стояло его временное пристанище, никого не могли оставить равнодушным.
Сад поражал воображение. Дивные плоды зрели здесь на раскидистых, пышных деревьях — абрикосы, сливы, инжир и много других плодов. Розы, фиалки, левкои и гиацинты с анемонами росли купами, наполняя воздух райским благоуханием. Смеялись тюльпаны и маки, плескались фонтаны, золотые рыбки стаями гуляли в двух мраморных бассейнах, белом и черном, всюду висели серебряные клетки и в них звенели и щебетали на разные лады удивительные птицы. На цветах, на траве, на листьях блестела и дрожала утренняя роса.
Гириш появился около полудня, когда Серзаку уже окончательно наскучило одному любоваться садом. Он пригласил гостя пройти в беседку, оплетенную густой и темной листвой базилика.
Серзак сразу же убедился в том,
Речь его, правда, развилась и стала намного более утонченной. Теперь он не употреблял грубых выражений, держался манерно и с достоинством, и правильно составлял сложные силлогизмы.
— Спутаны страницы книги судеб и никто не знает, какими путями придет к своей гибели, — глубокомысленно заметил Гириш, с поджатыми губами глядя на то, как юные служанки, в почтении избегая взглянуть на своего повелителя, подают на стол.
Медные, серебряные, деревянные и глиняные блюда различных размеров — с украшениями и без — имелись здесь. На каждом лежал свой особый вид пищи. Фрукты, овощи, мясо, сласти — все лучшее, что не без борьбы отдавала человеку природа. Длинные серебряные кувшины возвышались среди великолепия как дозорные башни. Пузатые кувшины из черной глины стояли как приготовленные к битве слоны. Глаза не могли нарадоваться, зубы ныли от предвкушения, язык трепетал, словно муж, впервые приближающийся к жене.
Одна из служанок случайно задела ногу Гириша и князь с нескрываемым удовольствием пнул ее в маленький аккуратный зад. Служанка вылетела из беседки, успев поблагодарить господина за урок.
— Надо их все время учить! — сказал Гириш. — Они совершенно не знают приличий и глупы, как коровы.
Беседовали на этот раз долго и со вкусом. Гириш теперь не качался перед взглядом Серзака. Целительница сделала свое дело. Раджа поведал о том, как достиг сегодняшнего положения, какими путями пробирался сквозь лабиринты власти. Он говорил о своих воинах из скрытого гарнизона, лучших из лучших, которых с детства обучают приемам ведения боя.
— Сто двадцать богов войны в моей власти! — с непомерной кичливостью заявлял Гириш.
Серзаку гордиться было особенно нечем, сначала он вздыхал, покачивал головой, от души насыщался едой, которую умел ценить по достоинству, а потом долго и витиевато жаловался на несправедливость судьбы.
— Лучших она унижает, — подвел он итог и горестно уткнулся носом в чашку. Напиток был не простой.
Легкая пелена возникла вокруг Серзака. Ему нестерпимо захотелось рассказать племяннику обо всем, что он знал. Расписать сокровища города Хорто в самых ярких красках, доступных его хорошо подвешенному языку, отточенному на десятках базаров и в десятках долговых ям и тюрем для бродяг, уклоняющихся от податей.
Он мысленно набросал основной план повествования и уже подбирал начальные слова, как вдруг его грубо прервали — в благоухающем саду появились жуткие существа. Темные, злые, в окропленных кровью одеждах, со сталью во взглядах и руках. Сталь в руках вертелась с ослепительной скоростью, разя вскрикивающих воинов в шлемах с хвостами яков.
— Серзак! — заорало одно из существ. — Держи его!
— Сокровища, несметные сокровища сами просятся нам в руки и рыдают в безутешном горе, не в силах вынести с нами разлуки… — все же начал Серзак по инерции.