Повесть Вендийских Гор
Шрифт:
Серзак перестал кричать и вдруг метнулся к червю с обнаженным кинжалом. Он ткнул твари в один глаз, потом во второй. Были рубины глазами или нет, а червю без них стало заметно хуже. Или просто удары Серзака совпали с чем-то скрытым от человеческих чувств. Как бы то ни было, чудовище оставило руку кешанца. Сползло с него и принялось зарываться в землю в другом месте.
Горкан накинул на руку плащ. На миг Конану показалось, что на руке совсем не осталось плоти, что из плеча кешанца торчат белые обглоданные кости. Горкан открыто улыбнулся.
— Нам надо спешить, —
Серзак не заставил себя ждать. Перед тем как последовать за ним, Конан оглянулся на место сражения с подземной тварью, и подумал, что Горкан явно знает больше, чем говорит.
Внутри хода стоял тошнотворный запах гниющего мяса. С потолка непрерывно отваливались пласты склеенного песка. Стены были скользкими как свиные внутренности.
Серзак сразу же упал и Конан едва не споткнулся об него.
— Дай руку, — взмолился Серзак.
Конан рывком поднял старика и взвалил на плечо. Серзак опять пробормотал что-то на незнакомом языке.
23
Шаги Горкана раздавались уже на достаточно большом расстоянии. Кешанец не собирался никого ждать. Конан несколько раз поскальзывался, но мгновенно вскакивал. Падающий на голову и согнутую спину песок не позволял забыть, где они находятся и что в любой момент может случиться. Серзак тяжело дышал. Торопливые шаги кешанца стали раздаваться чуть ближе.
Судя по пройденному расстоянию, они должны были уже находиться у стен крепости, если не под ней. Ход шел, слава Крому, прямо и не отклонялся ни вверх, ни вниз.
Звуки шагов изменились. Стали суше, отрывистее. Хлюпанье прекратилось. Запах червя ослабел. Сверху прекратил сыпаться песок. Горкан остановился. Конан, почувствовав под ногами камень, подошел к кешанцу вплотную.
— Слышишь? — спросил кешанец.
Сквозь дыхание троих людей и шорохи земли явственно раздавался звук неумело терзаемых струн. Затем, как и следовало ожидать, послышался совершенно гнусный неразборчивый голос.
— Мерзавец совершенно не умеет петь, — очнулся Серзак. — Я бы с удовольствием отрезал ему язык и заодно уши, чтобы он окончательно отказался от музыки.
— Сейчас тебе представится такая возможность, — сказал Горкан. — Мы находимся под крепостью. Здесь уже не обычный ход червя. На наше счастье тварь проползла сквозь старый фундамент. — Кешанец постучал рукояткой меча по каменной стене. — Чувствуете?
Конан пожал плечами, однако его жеста никто не заметил, поэтому он был вынужден выразить свою мысль вслух:
— Да, но как мы пройдем дальше? Камень ведь еще прочнее, чем песок. Не думаю, что нам так легко удастся разрушить стену.
— Я знаю лучший выход, — заявил Горкан.
Он принялся методично обстукивать стену.
— Правильно делает, — заметил Серзак. — Так хорошо должно быть слышно только сквозь тонкую стенку. Я думаю… — Серзак собирался продолжить рассуждения, но Конан прервал его, грубо ткнув в зубы. Ему казалось,
Стук стал другим и прекратился.
— Здесь, — уверенно сказал Горкан.
Сталь заскрежетала о камень. Послышалась серия отрывистых ударов разной тональности, а вслед за тем раздался скрип вынимаемого камня и появился прямоугольник тусклого красноватого света. Звуки музыкальных упражнений стали явственнее. Заплетающийся мужской голос пел о женщине, работающей на поле, от зари до зари не разгибая спины и ждущей своего возлюбленного год за годом. Запахло пивом, жареным мясом и затхлыми благовониями.
— Помоги мне, — попросил Горкан.
Конан опустил свою надоедливую, но ценную ношу и принялся вместе с кешанцем расширять проход, вынимая из стены камни. Сделав отверстие достаточным, Горкан просунул в него голову.
— Все нормально, — сказал он, всовываясь обратно.
Конан тоже заглянул. По ту сторону стены было длинное узкое помещение с кольцами в стенах, к которым крепились цепи. Узилище, но заброшенное. Цепи были ржавыми, кожаные ошейники съедены — кроме заклепок на полу ничего не осталось — и даже ни одного скелета у стен. Копошившаяся в дальнем углу крыса равнодушно посмотрела на голову Конана. Голова ничуть не заинтересовала животное. Щель под дверью была куда важнее. Сквозь нее и еще квадратные отверстия под потолком проникал свет и звуки.
Удовлетворенный осмотром, Конан втиснулся назад, и они с Горканом продолжили работу. Серзак тоже попытался убедиться, что все нормально, но его мягко отстранили.
Разбор стены не занял много времени и сил. Все трое тихо и спокойно проникли в узилище и подошли к двери. Крыса уже добилась своего и ее хвост исчез в щели. Конан подпрыгнул, зацепился за края отверстий, подтянулся и взглянул, что за ними.
За ними оказалась тесная караульня с обитой железом дверью с огромным железным засовом и грубо сколоченным столом. На столе стоял глиняный кувшин, тарелка с обглоданной костью и толстая свеча, накрытая колпаком из красного шелка с изображениями цветов и бабочек. Рядом, чуть отодвинувшись, сидел на трехногом табурете грузный мужчина с глазами навыкат. На коленях у мужчины стояла затейливо раскрашенная тыква-горлянка и он совершал у ее горла какие-то нелепые ласкающие движения толстыми пальцами и старательно открывал рот. Вглядевшись, Конан обнаружил, что от горла тыквы к ее пузатому низу тянутся две струны.
Конан опустился. Горкан внимательно осматривал дверь. Взглянув на киммерийца, коротко кивнувшего, он тоже кивнул и всунул между дверью и косяком меч. Конан последовал его примеру.
Еще один кивок — на сей раз гораздо энергичней, и мужчины разом налегли на мечи. Дверь поддалась даже легче, чем ожидалось. Она слетела с петель и грохнулась, подняв тучу пыли.
Северянин первым влетел в караульню, как бросающийся на зайца коршун. И пока незадачливый сторож думал продолжать ему петь или все же закричать от страха, Конан разрешил его проблему, перерубив горло. Бедняга забулькал и повалился на пол.