Повести и рассказы разных лет
Шрифт:
— Там были Билл Смитон и Мэрфи Дафф, — Страглс назвал двух печально известных в окрестностях бандитов, — а с ними еще трое, я их не разглядел, Они двигались куда-то вправо и выглядели так, будто идут на дело, даже ружья в руках держали.
В тот вечер Джим подвергся перекрестному допросу; но никакие старания не смогли опровергнуть его свидетельство, либо пролить хоть немного света на то, что он увидел. Он рассказал свою историю несколько раз, и, невзирая на приятное разнообразие деталей, все основные факты были тождественны. Дело и впрямь начинало казаться серьезным.
Среди слушателей, впрочем, нашлось
— Надоело мне все это до смерти, — говорил он. — Стоит кому-то встретить в зарослях нескольких путешественников, он тут же начинает вопить о бандитах, А если б эти верховые увидели Страглса, они бы тоже подняли крик насчет разбойника, притаившегося в лесу. Да и вообще, как можно узнать людей, которые быстро проехали где-то за деревьями? Выдумка это, и больше ничего.
Страглс, однако, твердо придерживался своей версии и со спокойным благодушием отметал насмешки и доводы противника. Было также замечено, что Фергюсон как-то слишком уж близко к сердцу принимает эту историю. Казалось, что-то все время тревожит его: он вдруг соскакивал с бочки и начинал, задумавшись, ходить по комнате, а на его смуглом лице появилось угрожающее, страшное выражение. Все вздохнули с облегчением, когда он наконец схватил шляпу и, отрывисто бросив: "Спокойной ночи", прошел через бар и с черного хода вышел на улицу.
— Он сегодня вроде как не в себе, — заметил Долговязый Мак-Кой.
— Но не бандитов же он боится, — проговорил Джо Шеймус, тоже влиятельный человек, основной держатель акций местного Эльдорадо.
— Нет, он не из пугливых, — подтвердил кто-то. — Какой-то он уже два дня чудной. С утра до вечера пропадает в лесу, а инструментов с собой не берет. Я слыхал, дочка пробирщика дала ему от ворот поворот.
— И правильно сделала. Рылом не вышел, слишком она хороша для него, откликнулось несколько голосов.
— Я думаю, он не отступится, — заметил Шеймус. — Он ведь, если в голову себе чего возьмет, попрет напролом.
— Эйб Дэртон — вот кто победит в скачке, — сказал Хулаган, невысокий бородатый ирландец. — Готов поставить на эту лошадку четыре против семи.
— И проиграешь свои денежки, — со смехом возразил ему один из молодых. — Чтобы этой девушке понравиться, надо иметь больше мозгов, чем у нашего Заморыша.
— Видел кто нынче Заморыша? — спросил Мак-Кой.
— Я видел, — сказал молодой старатель. — Он мотался по всему поселку и искал словарь… Письмо, наверное, написать надумал.
— А я видел, как он читал этот словарь, — сказал Шеймус. — Подошел ко мне и говорит, что, мол, с первого захода ему повезло, и слово мне показывает, длиннющее, ну, как твоя рука… «отрекающийся» или как его там… ну, в таком, в общем, роде.
— Он, я думаю, сейчас богатый человек, — сказал ирландец.
— Да, сколотил капитал. У него сто фунтов акций Коннемары, а они растут каждый час. Продаст свою долю и может домой уезжать.
— Наверное, захочет увезти с собой кое-кого, — вмешался еще один из присутствующих. — А старик Джошуа не станет возражать, раз у жениха есть деньги.
Мне кажется, в этом повествовании я уже как-то упомянул, что Джим Страглс, изыскатель, считался самым остроумным на прииске. Этой репутации он добился не одним лишь пустым зубоскальством, но прежде всего фундаментально продуманными и мастерски осуществленными розыгрышами. Утреннее происшествие немного притушило его обычную веселость; но теплая компания и горячительные напитки мало-помалу вернули ему жизнерадостность. После ухода Фергюсона он долго молчал, обдумывая зародившуюся у него в уме идею, и наконец стал излагать ее приятелям.
— А скажите-ка, ребята, — начал он, — какой сегодня день?
— Да вроде пятница.
— Я не об этом. Какое сегодня число?
— Сдохнуть мне, если я знаю!
— Ну, не знаете, так я вам скажу. Сегодня первое апреля. В моей хибаре есть календарь, он утверждает, что это именно так.
— Ну, допустим, так, а дальше что? — спросило сразу несколько голосов.
— Да, видите ли, первое апреля именуется Днем Всех Дураков. Так, может, мы над кем-нибудь в честь этого дня подшутим? Разыграем небольшую безобидную шутку и повеселимся от души? Взять, к примеру, нашего друга Заморыша; каждый знает: ничего не стоит его провести. Что, если мы его куда-нибудь отправим, а сами будем за ним наблюдать? Мы же после можем целый месяц его подначивать, верно?
По кабинету прошел ропот одобрения. Шутка, даже самая незамысловатая, всегда была на прииске желанной гостьей. Мало того, чем она была грубей и проще, тем больше удовольствия получали шутники. В поселке Гарвей никто не страдал излишним тактом.
— А куда же нам его послать? — вот все, что спросили собравшиеся.
Джим Страглс на секунду погрузился в размышления. Затем, объятый нечестивым вдохновением, он оглушительно захохотал, хлопая руками по коленям в приступе неудержимого восторга.
— Ну, рассказывай, что ты придумал? — нетерпеливо спрашивали приятели.
— А вот послушайте, ребята. Вы говорите, Эйб влюбился в мисс Синклер. И считаете, он ей не очень-то нужен. А что если мы напишем ему записочку и… сегодня же вечером отправим.
— Ну, напишем, отправим, дальше что? — спросил Мак-Кой.
— Мы ведь можем сделать вид, будто записку написала она сама, понятно? Подпишемся внизу ее именем. А в записочке этой напишем, что она ждет его в своем саду в двенадцать часов ночи. Эйб ведь непременно прибежит. Он, чего доброго, подумает, будто она хочет бежать с ним из дому. Вот будет потеха, у нас такой тут не бывало уже год.