Повести и рассказы
Шрифт:
— Неужели всё? — удивился я.
— Почти что всё.
— А ты видел опыт когда–нибудь?
— Конечно, видел. В шестом классе опыт делали. Я в приоткрытую дверь смотрел. Вот это был опыт! Там жужжала машина с большим колесом. Вот так — жжж! А вокруг летят искры.
— И всё?
— Ну конечно, всё. А чего же ещё? Этот опыт для важного дела. Он не просто так. Ты не поймёшь. Это всё очень сложно. Так Шурик сказал. Он шестиклассник. Он–то знает. У них там опыты делают, тысячи!
— Вот бы нам сложным делом заняться!
— Тебе ещё рано.
— А тебе?
—
— Значит, нам двоим рано?
— Почти что двоим. Только я октябрёнок. Мне не так рано.
— А мне?
— И тебе, — сказал Вовка. — Скорей поправляйся.
В дверях Вовка махнул на прощание рукой и подмигнул.
Вот это друг!
Про то у кем мы будем
Ура! Я выздоровел.
Очень уж мне надоело болеть. Лежишь, в потолок глядишь… День глядишь, два глядишь… Никогда теперь простужаться не буду.
Мы вышли с Вовкой во двор. Вовка мне говорит:
— Хорошо, что ты выздоровел.
— Я давно хотел выздороветь, но никак не мог.
— Ну, теперь–то ты выздоровел.
— Теперь–то я выздоровел. Когда я лежал, я о будущем думал. Я хотел быть милиционером. А сейчас опытником хочу быть.
— Как это опытником?
— Ну разные опыты делать.
— А я художником буду. Я портрет Пушкина нарисовал. Цветными карандашами. Я, правда, не Пушкина рисовал, а просто так, кто получится. А у меня получился Пушкин. Мама спросила: «Это Пушкин?» Я удивился и говорю: «Ага, Пушкин». Потом к нам гости пришли. И всем очень понравилось. Говорят, настоящий Пушкин. Точь–в-точь получился. Я теперь буду всегда рисовать. Раз у меня талант есть.
— А ты себя можешь нарисовать?
— Себя я не пробовал рисовать. Но, наверно, смогу. Раз Пушкина смог, то себя нарисую. Пушкина ведь рисовать труднее. Я себя каждый день в зеркало вижу.
— И меня сможешь нарисовать?
— И тебя смогу. Тебя–то я и без зеркала вижу.
Долго мы так с ним беседовали. Вдруг видим: идёт по двору Шуркин папа; он капитан теплохода. Папа Шурика плавал в разные страны.
Он побывал везде на свете. Он даже в Африке был. Где река Лимпопо.
Мы долго глядели вслед капитану.
Потом Вовка сказал:
— Пожалуй, я капитаном буду.
Я подумал и говорю:
— И я, пожалуй, капитаном буду.
Про большую лопату
Вовка мне постучал в окно. Значит, дело есть.
Я надел шапку и вышел. У Вовки в классе — урок труда. Они там стругают палочки. По этим палочкам в первом классе считают.
А в старших классах лопаты делают, чтобы снег разгребать. И Вовка хотел лопату сделать. А учитель Пётр Ильич сказал: «Не сумеешь, малыш». — «Я не малыш», — ответил Вовка. «А кто же ты?» — спросил Пётр Ильич. «Я октябрёнок». Пётр Ильич сказал: «Неужели?» Вовка тогда показал ему звёздочку. Пётр Ильич удивился и говорит: «Ну, тогда ты всё можешь!»
Так вот Вовка решил лопату сделать, а меня взять в помощники.
Я немедленно согласился.
Палку мы с Вовкой сразу достали. Пошли фанеру искать. Ко всем соседям ходили. У всех фанеру спрашивали. Любопытные все. Спрашивают, для чего нам фанера. А потом говорят: «У нас нет фанеры, а то с удовольствием дали бы».
Дядя Миша нам вынес заржавленный примус. Он думал^ нужен металлолом.
— Давай примус возьмём, — сказал я.
Вовка сказал:
— Нам примус тоже нужен. Но сейчас нам очень фанера нужна. А за примусом мы в другой раз зайдём.
Тётя Поля чуть–чуть приоткрыла дверь и закричала:
— Фанеры нет! Лома нет! Макулатуры тоже нет!
Фанеры не было ни у кого.
К вечеру мы на чердак забрались. Там кусок фанеры нашли, как раз для лопаты.
Вовка от радости стал плясать и петь песню:
Мы сделаем лопату! Прекрасную лопату! Чудесную лопату! Отличную лопату!Потом он кончил петь и сказал:
— Эх! Будет лопата! Мы ведь вдвоём её будем делать. Она у нас выйдет вдвое лучше!
Начали мы мастерить лопату. Лопата, конечно, — простая вещь. Но сделать её оказалось трудно.
Стали мы гвозди в фанеру вбивать. Один гвоздь вбили — мало. Фанера на палке крутится. Второй гвоздь стали вбивать — фанера треснула.
— Пропало всё, — сказал я.
А Вовка сказал:
— Я придумал. Давай вытащим гвозди. Перевернём фанеру и снова прибьём.
Мы так и сделали. Я дышать перестал, когда гвозди вбивали. Я всегда не дышу, когда какое–нибудь ответственное дело делаю. Мне казалось: а вдруг опять лопнет. Но все хорошо обошлось. Только я себе палец ушиб. И Вовка — два пальца.
Огромная получилась лопата. Выше меня и Вовки.
— Мы её будем вдвоём нести, — говорит Вовка. — Я впереди, ты сзади.
— Нет, уж лучше ты сзади иди, — говорю.
— Не хочу я сзади, — говорит Вовка.
— Что ж, по–твоему, я должен сзади плестись?
— А я должен сзади плестись?
Я подумал и так решил: по–моему, всё равно, впереди идти или сзади. По–моему, это одно и то же.
— Пожалуйста, — говорю, — шагай себе впереди. Мне не жалко.
— А мне, думаешь, жалко? — говорит Вовка. — Пожалуйста, где хочешь шагай. Мне всё равно.
— Напрасно мы из–за этого спорим, — говорю. — Из–за этого спорить совсем не стоит. Тем более, что мы можем оба идти впереди.
— Тогда мы всю дорогу закроем, — говорит Вовка.
— Люди поймут нас, — говорю.
Понесли мы лопату с песней.
Один прохожий сказал:
— Ого! Это лопата! В жизни не видел таких лопат! Ему очень понравилась наша лопата. Иначе он не сказал
бы так.
Принесли мы лопату в школу.
Весь Вовкин класс сбежался. Шумят. Кричат. Не поймёшь, нравится им она или нет. Потом Пётр Ильич подошёл. Осмотрел нашу лопату и, улыбнувшись, сказал: