Повести и рассказы
Шрифт:
Камазовцы посуровели. Легкое, но гордое отчуждение появилось на их мужественных, изборожденных ветрами дорог лицах.
– Бывает, – туманно сказал первый, в ковбойке.
Остальные молчали, разглядывали небо, искали признаки дождя, грозы, смерча, самума, будто не ехать им по разбитым магистралям Краснокитежска, а взмывать над ним в облака с ценным грузом двойных колясок для среднеазиатских пятерняшек.
– Что бывает? – настаивал Умнов.
– А не пойдешь ли ты туда-то и туда-то? – спросил третий, не изменив конечного адреса.
– Ребята, я серьезно. Понимаете – плохо
И тогда, словно поняв умновские зыбкие страхи, первый камазовец полуобнял Умнова, дыхнув на него сигаретно-пивным перегаром, и шепнул доверительно:
– Поверь на слово, друг: не рыпайся. Раз не можешь выбраться, значит – судьба. Значит, Краснокитежск – твой город.
– Какой мой? Какой мой? Я из Москвы, понял? Москвич я! Коренной!
– А чем твоя Москва от Краснокитежска отличается? Та же помойка. Только больше… Ладно, некогда Нам с тобой ля-ля разводить. Бывай, москвич. Держи нос по ветру, верное, блин, дело.
И все сразу, как по команде, пошли прочь, не оглядываясь, не попрощавшись, будто дела у них в момент подвернулись – важней некуда, будто спешка выпала – все горит, все пылает, не до пустого им трепа с посторонними шпионскими харями.
И тут перед Умновым возник кот. Не исключено, что он был родным братом утреннего приятеля Умнова, а может, и сам приятель неторопливо дотрусил от гостиницы до завода: и расцветка один к одному, и хвост антенной торчит, и глаз тот же – желтый, в крапинку, с черным щелевидным зрачком. Умнов любил кошек и легко запоминал их в лицо.
– Здорово, – сказал Умнов. – Это ты или не ты?
Кот не ответил, вопреки вздорным утверждениям классиков мировой литературы, повернулся и пошел, чуть покачиваясь на тонких длинных лапах, подрагивая худой антенкой, явно завлекая Умнова за собой. Тогда, утром, припомнил Умнов, он завлекал не зря – до близких ворот довел безошибочно.
Умнов, посмеиваясь про себя, пошел за котом. Думал: люди панически бегут от общения с ним, с пришельцем извне – если, конечно, не считать тех, кто его охраняет, – а кот сам на контакт набивается. Может, это не Умнов – пришелец? Может, это кот – пришелец? Брат по разуму, негласно обосновавшийся в Краснокитежске?..
Так они шли друг за другом – не спеша и вальяжно – и дошли до банальной дыры в крепком металлическом заборе, оградившем завод двойных колясок от непромышленной зоны города. Кот остановился, поглядел на Умнова, мигнул, чихнул, зевнул, утерся лапой, прыгнул в дыру и исчез с глаз долой.
Все-таки не тот кот, не утренний, решил рациональный Умнов. И с чего бы тому из богатого жирными объедками двора пилить через весь город? Нет, это местный кот, хотя и похож, стервец, одна масть…
Малость опасаясь продрать штаны или куртку, Умнов пролез в дыру – нечеловеческой силой разведенные в стороны железные листы – и оказался на большом пустыре, а точнее, на заводской свалке, где маложивописно громоздились какие-то ржавые металлоконструкции, какие-то кипы бумаг, какие-то бидоны и бочки, гигантские искореженные детские коляски – из брака, что ли? – и прочий мусор, вполне уместный на заводском чистилище.
Кругом – ни живой души.
И кот пропал.
– Ау, – негромко сказал Умнов, – есть тут кто?
Подул ветер, поднял с земли бумажки – смятые, грязные, кем-то давно исписанные, истыканные синими печатями, поднял какие-то пестрые ленточки, тряпочки лоскутки, все это закружилось над бедным Умновым, понеслось над его головой, а кое-что и на голове задержалось: красная лента прихотливо обвила лицо, запуталась в волосах. Умнов лихорадочно сорвал ее, бросил, брезгливо вытер ладонь о шершавую ткань джинсов. А ветер исчез так же внезапно, как и возник, шустрый вихрь из вторсырья улегся на свои места, и в тот же миг из-за металлоломного террикона выступил странноватый тип – худой, длинный, покачивающийся на тонких ногах, как заводской кот. У Умнова мелькнула совсем уж бредовая мысль: а не сам ли кот перевоплотился? Вполне в духе общего сюжета…
На коте, то бишь на субъекте, болтался непонятного цвета свитер грубой вязки «в резинку», тощие ноги его облегали бывшие когда-то белыми штаны Был он бородат, усат и вообще длинноволос. Если бы не возраст – лет тридцать-тридцать пять! – Умнов вполне мог бы принять его за одного из переодетых Ларисиных неформашек. Но нет, те были слишком чистыми, буффонно-карнавальными, а этот выглядел вполне настоящим.
– Здравствуйте, – вежливо сказал Умнов.
Субъект не отвечал, пытливо разглядывая Умнова, будто соображая: сразу его тюкнуть по кумполу остатками двойной коляски или малость погодить.
Умнову молчание не нравилось.
– Это к вам меня кот привел? – пошутил он. Так ему показалось, что пошутил.
Но смех смехом, а идиотский вопрос заставил субъекта подать голос.
– Какой кот? – спросил он.
Голос у него был под стать внешнему виду: тусклый, сипловатый – поношенный.
– Обыкновенный, – растерялся Умнов, что было на него совсем непохоже: герой-журналист, зубы съевший на общении с кем ни попадя, – и вдруг, и вдруг… – Шутка Извините.
– При чем здесь кот? – раздраженно произнес субъект. – Мы ищем вас по всему городу, они, – он выделил слово, – вас закуклили, не пробиться…
Умнов встрепенулся:
– Как закуклили? Что значит закуклили? В смысле – захомутали? Кто? Как?
– Да какая разница – как! – субъект раздражался все больше. – Есть способы… А они – это они, сами знаете… Слушайте, нам надо поговорить.
– Говорите.
– Здесь? – субъект засмеялся. И смех-то у него был скрипучим, ржавым – как со свалки. – Да здесь нас засекут в два счета!.. Нет, потом, вечером. В одиннадцать будьте в номере, вам свистнут.
– Кто свистнет? Откуда? И вообще, кто вы?
– Вы понять хотите?
– Что?
– Все.
– Очень хочу.
– Всему свое время. Будьте в номере.
– А если меня караулить станут? – резонно поинтересовался Умнов. – Совсем… это… закуклят?
Субъект опять засмеялся.
– Больше некуда… Ваше дело – одному остаться. Остальное – наши заботы.
– Да кто вы наконец? – обозлился Умнов от всего этого дешевого таинственного камуфляжа: тут тебе и свалка, тут тебе и ветер, тут тебе и кот-пришелец, и субъект из фильма ужасов. – Не скажете – не приду.